Общественная организация
Центр Чтения Красноярского края
Государственная универсальная научная библиотека Красноярского края
Главная Архив новостей Открытые книги Творческая мастерская Это интересно Юбилеи Литература Красноярья О нас Languages русский
И через дорогу за тын перейти
Нельзя, не топча мирозданья
Борис Пастернак
русский поэт, прозаик и переводчик, Лауреат Нобелевской премии по литературе за 1958 год
Это интересно [1]

[1][2][3][4][5][6][7][8][9][10][11][12]

Герман Гессе о чтении


… Жизнь коротка, и по ту сторону ее никого не спросят о количестве одоленных книг. И поэтому неумно и вредно тратить время на чтение, не представляющее ценности. При этом я имею в виду не только плохие книги, а прежде всего качество самого чтения. От чтения, как от каждого шага и дыхания в жизни, следует чего-то ждать, отдавать силы, чтобы собирать урожай сил еще больших, терять себя, чтобы обретать себя вновь еще более сознательного. Не имеет смысла знать историю литературы, если каждая прочитанная книга не стала для нас радостью или утешением, силой или душевным покоем. Бездумное, рассеянное чтение - это то же, что прогулка по прекрасной местности с завязанными глазами. Читать мы должны не для того, чтобы забыть самих себя и нашу повседневную жизнь, а чтобы твердо удерживать кормило жизни с еще более зрелым сознанием. Мы должны подходить к книгам не как боязливые школяры к высокомерным учителям и не как бездельники к бутылке шнапса, а как скалолазы к Альпам, как бойцы к арсеналу; не как беглецы, спасающиеся от жизни, а как добрые люди приходят к друзьям и помощникам. И если бы все было и происходило так, то вряд ли бы читалась и десятая доля того, что читается ныне, а все бы мы были в десятки раз веселей и богаче. И если бы это привело к тому, что наши книги не раскупались бы, а мы бы, авторы, писали поэтому в десять раз меньше, то мир отнюдь не потерпел бы ущерба. Так как, естественно, с писанием книг дела обстоят не лучше, чем с их прочтением.
:
          

О физиологии книги


Жан-Клод Карьер: Я хотел бы процитировать отрывок из эссе «Философия книги», которое Поль Клодель опубликовал в 1925 году на основе лекции, прочитанной им во Флоренции. Клодель — автор, которого я совсем не люблю, но у него случались удивительные озарения. Он начинает с такого трансцендентального утверждения: «Мы знаем, что на самом деле мир — это текст, и он говорит с нами, смиренно и радостно, об отсутствии себя самого и в то же время о вечном присутствии кого-то другого, а именно — своего Создателя».
Разумеется, это слова христианина. Чуть далее он говорит: «Мне пришла мысль исследовать физиологию книги — слово, страницу и книгу. Слово — это всего лишь неусмиренный кусочек предложения, отрезок пути, ведущего к смыслу, головокружение от ускользающей мысли. Китайское слово, наоборот, остается неподвижным перед нашим взглядом... Письмо говорит, и в этом его тайна. Древняя и современная латынь была создана для того, чтобы писать на камне. Первые книги являются прекрасной архитектурой. Затем мысль начинает двигаться все быстрее, поток мысленной субстанции возрастает, строки сжимаются, почерк округляется и укорачивается. Вскоре эта влажная, дрожащая пелена на странице, вышедшей из-под тонкого кончика пера, попадет в печатный станок и превратится в клише... И вот вам человеческий почерк, несколько стилизованный, упрощенный, как часть механизма...»
По книге: Жан-Клод Карьер & Умберто Эко. Не надейтесь избавиться от книг! Санкт-Петербург : Symposium, 2010.
          

Татьяна Толстая

Из романа «Кысь»


…Ты, Книга, чистое мое, светлое мое, золото певучее, обещание, мечта, зов дальний, -
О, призрак нежный и случайный,
Опять я слышу давний зов,
Опять красой необычайной
Ты манишь с дальних берегов!..
Ты, Книга! Ты одна не обманешь, не ударишь, не обидишь, не покинешь! Тихая, – а смеешься, кричишь, поешь; покорная, – изумляешь, дразнишь, заманиваешь; малая – а в тебе народы без числа; пригоршня буковок, только-то, а захочешь – вскружишь голову, запутаешь, завертишь, затуманишь, слезы вспузырятся, дыхание захолонет, вся-то душа как полотно на ветру взволнуется, волнами восстанет, крылами взмахнет! А то чувство какое бессловесное в груди ворочается, стучит кулаками в двери, в стены: задыхаюся! выпусти! – а как его, голое-то, шершавое, выпустишь? какими словами оденешь? Нет у нас слов, не знаем! Как все равно у зверя дикого, али у слеповрана, али русалки, – нет слов, мык один! А книгу раскроешь, – и там они, слова, дивные, летучие:
О, город! О, ветер! О, снежные бури!
О, бездна разорванной в клочья лазури!
Я здесь! Я невинен! Я с вами! Я с вами!..
…али желчь, и грусть, и горесть, и пустота глаза осушат, и тоже слов ищешь, а вот они:
Но разве мир не одинаков
В веках, и ныне, и всегда,
От каббалы халдейских знаков
До неба, где горит звезда?

Все та же мудрость, мудрость праха,
И в ней – все тот же наш двойник:
Тоски, бессилия и страха
Через века глядящий лик!
Бенедикт выбегал на галерею, смотрел с верхотуры на слободу, на городок, на горки его и низины, на тропы, протоптанные между заборами, на занесенные снегом улицы; дуло и шуршало снегом, с шорохом сыпалось с крыши за ворот. Стоял, вытянув шею, вертел головой туда-сюда, всматривался, смаргивал иней: у кого спрятано? У кого, - в тряпице на печи, в ящике под лежанкой, в ямке земляной, в берестяном коробе, - у кого? Знать бы!..
По книге: Толстая Татьяна Никитична. Кысь. - Москва : Эксмо, 2003. - 366с.
          

Стефан Малларме

Из очерка «КНИГА — ДУХОВНЫЙ ИНСТРУМЕНТ»


….Девственная неразрезанная книга тоже, бывает, видом своих красных старинных томов влечет совершить кровопролитие и, разрезав, овладеть ею; но тут оружием будет уже нож для разрезания бумаги. Она будоражит тело и совесть, она подобна языческому идолу без статуи, ее берут руками здесь, там, ее переставляют и, в конечном счете, она сама себя создает, свою загадку. Неразрезанные сгибы страниц приглашают открыть, закрыть их, стать их хозяином. Это слепой поступок, и это почти не технический прием: здесь совершается покушение на хрупкость и непорочность. Под защитой этого акта внутренняя симпатия дойдет до газеты, но там ее воздействие будет уже вредным: тонкому организму литературы, божественному акту книги она станет внушать монотонность — невыносимые «колонки листа », которые станут распродавать на размер сотни и сотни раз…
По книге: Семиотика и Авангард: антология. - М. : Академический проект : Культура, 2006. С. 624-627
          
[1][2][3][4][5][6][7][8][9][10][11][12]