Общественная организация
Центр Чтения Красноярского края
Государственная универсальная научная библиотека Красноярского края
Главная Архив новостей Открытые книги Творческая мастерская Это интересно Юбилеи Литература Красноярья О нас Languages русский
Поэзия – это средство общения между людьми. Писать для себя, не думая о читателе, невозможно.
Алейксандре Висенте
испанский поэт, лауреат Нобелевской премии по литературе за 1977 год
Это интересно [11]

[1][2][3][4][5][6][7][8][9][10][11][12]


В этот час гений садится писать стихи.
В час сто талантов садятся писать стихи.
В этот час тыща профессионалов садятся писать стихи.
В этот час сто тыщ графоманов садятся писать стихи.
В этот час десять миллионов влюбленных юнцов садятся писать стихи.

В результате этого грандиозного мероприятия
Рождается одно стихотворение.
Или гений, зачеркнув написанное,
Отправляется в гости.
Автор : Д. Самойлов
          

Писательский Голливуд


Когда речь идет о культуре, Голливуд всегда разный. В двадцатых годах писателей тянуло в Париж, в сороковых - в Нью-Йорк, в культурные столицы, а в тридцатых они прежде всего стремились в Голливуд, привлеченные финансовыми перспективами, которые открывало стремительное развитие кинопроизводства. Они ехали туда даже в двадцатых годах писать сценарии для немого кино. Но с пришествием звука, индустриализацией кинематографа и возникновением студийной системы потребовались новые пишущие "пролетарии", способные придумывать сюжеты и сочинять диалоги. Бывали в Голливуде блистательные писатели. В 1940 году в Голливуд переехал Теодор Драйзер, автор "Американской трагедии" (1925), написав там на последнем году жизни "Стоика". Подолгу работал в Голливуде Ульям Фолкнер, когда его непростые романы не находили широкого круга читателей. Его неприязнь к кино вошла в легенду, неудачи трудно перечесть. Фолкнер единственный раз упомянул Голливуд - в "Золотой земле". Но там родилось несколько его лучших произведений, в том числе главы романа "Авессалом, Авессалом!", написанные в 1936 году в отеле "Никуербокер" на Северной Айвар-стрит.
Удачнее всех в кино работали два прозаика - Натанэл Уэст (1903 - 1940) и Френсис Скотт Фицджеральд (1896 - 1940). Фицджеральд обосновался в Голливуде в 1937 году на пике литературной славы. В двадцатых годах знаменитый автор романов "По эту сторону рая" (1920) и "Великий Гэтсби" (1925) получал самые крупные в Америке гонорары. Потерпев неудачу в качестве сценариста, он создал в своей прозе лучший в мировой литературе портрет Голливуда, изобразив в незавершенном шедевре "Последний магнат" (1941) сложный процесс кинопроизводства с коммерческой и художественной стороны. Лишь спустя несколько лет новое поколение читателей поймет, что с Уэтсом и Фицджеральдом ушла целая эпоха в жизни писательского Голливуда.
Новый поток писателей направился в Голливуд в конце 1930-х годов, когда в Европе близилось начало мировой войны. Были среди них и британские экспатрианты, в том числе такие известные, как Олдос Хаксли и Кристофер Ишервуд. Хаксли ненадолго приехал в 1937 году и решил остаться. В 1940-х годах он писал сценарии по классическим литературным произведениям, включая "Гордость и предубеждение" Джейн Остин и "Джен Эйр" Шарлотты Бронте. Последнюю группу приехавших в Голливуд художников составили уже не столько экспатрианты, сколько беженцы из Европы. В конце 1930-х годов в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе начал работать Арнольд Шенберг, преподавая композицию и сочиняя произведения в двенадцатитональной системе. В 1940 году в Беверли-Хиллс приехал Игорь Стравинский и написал там такие шедевры, как "Симфония в трех тактах" (1946) и "Похождения повесы" (1951). Больше всего прибыло немецких писателей, среди которых Альфред Деблин, Генрих Манн, Томас Манн, Франц Верфель, Бертольт Брехт. Брехт не сумел сделать карьеру в кино, но создал одну из своих лучших пьес "Кавказский меловой круг" (1955).
Голливудский культурный ренессанс едва дожил до конца войны. С кончиной старых киномагнатов, с упадком студийной системы, развитием телевидения, киноиндустрия неуклонно менялась. Начало "холодной войны", волна маккартизма, процесс над "голливудской десяткой", "черные списки" породили атмосферу нетерпимости, из которой пришлось бежать даже гениальному Чарли Чаплину. Голливуд возродился в 1960-х годах - только уже без участия знаменитых писателей.
По книге: Атлас литературы. 500 лет литературы: от Данте до Солженицына / Пер. с англ. Е.В. Нетесовой,– М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005
          


"Тайны поэтической композиции бездонны. Еще одна их них приоткрылась совсем недавно в исследовании древнерусского памятника XII века "Слово о полку Игореве". В этом тексте, как известно, всего 500 строк, 2875 слов, но о нем написано более полутора тысяч работ, а секреты художественной гармонии до сих пор не раскрыты. А. Чернов, поэт и переводчик из Санкт-Петербурга, исследовал круговую композицию "Слова…", состоящую из 9 песен, и решил проверить гармонию алгеброй. Эксперимент состоял в том, что рассуждения древнегреческого математика Пифагора о "золотом сечении" (число "пи") были применены к "Слову…". Основанием для такого анализа стало ассоциативное сходство круговой композиции текста и предположение о том, что, может быть, в нем есть свой "диаметр" и математическая закономерность.
Закономерность выявилась и стала сенсацией: если число стихов во всех трех частях "Слова" (их 804) разделить на число стихов в первой или последней части (256), получается 3,14, то есть число "пи" с точностью третьего знака. Древний автор "Слова о полку Игореве" ничего, естественно, не зная ни о числе "пи", ни о других математических формулах, интуитивно использовал математический модуль как организующее начало текста".
По книге: Стилистика текста : от теории композиции - к декодированию : учебное пособие / Людмила Кайда. - М. : Флинта ; М. : Наука, 2004
          

Виктор Астафьев и Евгений Колобов


В 1994 году в Москве на вручении одной громкой премии к ее лауреату Виктору Астафьеву подошел другой лауреат - один из выдающихся музыкантов нашего времени, художественный руководитель и главный дирижер Московского театра Новая Опера Евгений Колобов. Он подошел представиться и, может быть, попросить автографа - астафьевское слово давно было для него сердечным откровением, нежной любовью, родным звуком. Прошло еще 5 лет. В 1999 году в день 75-летия Виктора Петровича Астафьева Колобов позвонил в Красноярскую филармонию - позвонил и сказал, что хочет приехать на юбилей и сделать писателю музыкальное приношение с оркестром местной филармонии. Приехал и дал концерт: Рахманинов, Калинников, Альбинони, Массне, Хачатурян. Позже они встретились еще раз - уже в Овсянке, на берегу Енисея…
В какой-то момент попал Евгению Владимировичу в руки сборник "Поэзия и музыка". И вот тогда-то, по воспоминанию супруги дирижера Натальи Попович, при чтении этого сборника, посвященного связи слова и музыки, и возникла у Евгения Колобова мысль: собрать воедино все, что написано о музыке Виктором Астафьевым. И волею судеб случилось так, что замысел этот оформился под сенью имени Пушкина. И результатом стало издание, запечатлевшее искру, рожденную соприкосновением двух сердец, двух гениев современной русской культуры, гармоническое созвучие двух ее струн. Астафьев чувствовал музыку как себя самого - и Колобов издавна слышал в нем это.
И понятна, кстати, трепетная их обоих любовь к итальянцам. Тяга к Италии, к ее музыке в особенности, - очень русское явление, начиная, по крайней мере, с Пушкина и Глинки. Мы, русские, корявоваты бываем, мы слишком, по слову Достоевского, "широки", слишком безудержно-свободны, слишком остро ощущаем диссонансы человеческого бытия, ощущения же эти всегда (а по мнению Колобова - опять-таки слишком) отягощены огромными, целеустремленными смыслами; но мы же и умираем от любви к красоте… В любви к итальянской музыке Астафьев и Колобов похожи так же, как и в ненависти к варварству в культуре. "Еще никогда так открыто не проповедовалось зло", - писал в одном из писем Виктор Петрович.
Что еще у них было общего - сверх их деревенских корней (а из них-то и взросла великая русская культура), - это аристократическое благородство в отношениях со своим делом и даром, столь редкое в наше "технологическое" время ("Будто никогда и не существовало, - писал Виктор Петрович, - такое понятие, как изящная словесность, благородство в обращении со словом, в отношениях с читателем…"). Они ушли одни за другим, словно сговорившись.
На прощании с Евгением Колобовым Владимир Васильев сказал: "Жизнь художника - трение двух струн: одна - вдохновение, другая - страдание. И вот одна перетерлась. Страдание кончилось".
В книгах Астафьева, говорил Колобов, "есть такие особые, "темные" и страшные места, но от них идет ослепительный свет". Теперь оба они ушли от всего темного и страшного - ушли жить туда, откуда родом и этот свет, и бессмертная музыка; а отблеск и отзвук оставили здесь".
По книге: "Астафьев Виктор Петрович, Колобов Евгений Владимирович. Созвучие" М.: Новая опера, Иркутск: издатель Сапронов, 2004
          
[1][2][3][4][5][6][7][8][9][10][11][12]