| 
  Общественная организация  Центр Чтения Красноярского края Государственная универсальная научная библиотека Красноярского края  | ||||||||||
  | ||||||||||
  | ||||||||||
| 
 Юбилеи  9 января исполняется 100 лет со дня рождения поэта Бориса Алексеевича Чичибабина (1923–1994)И все-таки я был поэтом, 
сто тысяч раз я был поэтом, 
я был взаправдашним поэтом 
и подыхаю как поэт.
 
Борис Чичибибин 
Читатели поздно узнали Бориса Чичибабина. Он долго публиковался в самиздате, его имя было одним из символов   неподкупности отечественной литературы.
Его лирика гражданственна и беспощадно правдива, а  поэтическая техника, продолжающая  литературную традицию Серебряного века, безукоризненна. 
Чичибабин не уставал повторять, что литература «не баловство, не игра», а жизнь «всегда трагична. Истинный поэт – явление трагическое». Главный нерв его творчества - личная ответственность поэта за все происходящее. Борис Чичибабин 
Тебе, моя Русь, не Богу, не зверю, 
Молиться молюсь, а верить - не верю. 
Я - сын твой, я - сон твоего бездорожья. 
Я сызмала Разину струги смолил. 
Россия русалочья, Русь скоморошья, 
Почто недобра еси к чадам своим? 
От плахи до плахи, по бунтам, по гульбам 
Задор пропивала, порядок кляла, 
И кто из достойных тобой не погублен, 
О гулкие кручи ломая крыла. 
Нет меры жестокости, ни бескорыстью, 
И зря о твоем же добре лепетал 
Дождем и ветвями, губами и кистью 
Влюбленно и злыдно еврей Левитан. 
Скучая трудом, лютовала во блуде, 
Шептала арапу: "кровцой полечи". 
Уж как тебя славили добрые люди, 
Бахвалы, опричники и палачи. 
А я тебя славить не буду вовеки, 
Под горло подступит - и то не смогу. 
Мне кровь заливает морозные веки, 
Я Пушкина вижу на жженом снегу. 
Наточен топор и наставлена плаха. 
Не мой ли, не мой ли приходит черед? 
Но нет во мне грусти и нет во мне страха. 
Прими, моя Русь, от сыновних щедрот. 
Я вмерз в твою шкуру дыханьем и сердцем, 
И мне в этой жизни не будет защит, 
И я не уйду в заграницы, как Герцен. 
Судьба аввакумова в лоб мой стучит. 
*** 
И опять – тишина, тишина, тишина. 
Я лежу, изнемогший, счастливый и кроткий. 
Солнце лоб мой печёт, моя грудь сожжена, 
И почиет пчела на моём подбородке. 
Я блаженствую молча. Никто не придёт. 
Я хмелею от запахов нежных, не зная, 
то трава, или хвои целительный мёд, 
или в небо роса испарилась лесная. 
Всё, что вижу вокруг, беспредельно любя, 
как я рад, как печально и горестно рад я, 
что могу хоть на миг отдохнуть от себя, 
полежать на траве с нераскрытой тетрадью. 
Это самое лучшее, что мне дано: 
так лежать без движений, без жажды, без цели, 
чтобы мысли бродили, как бродит вино, 
в моём тёплом, усталом, задумчивом теле. 
И не страшно душе – хорошо и легко 
слиться с листьями леса, с растительным соком, 
с золотыми цветами в тени облаков, 
с муравьиной землёю и с небом высоким. 
*** 
Сними с меня усталость, матерь Смерть. 
Я не прошу награды за работу, 
но ниспошли остуду и дремоту 
на мое тело, длинное как жердь. 
Я так устал. Мне стало всё равно. 
Ко мне всего на три часа из суток 
приходит сон, томителен и чуток, 
и в сон желанье смерти вселено. 
Мне книгу зла читать невмоготу, 
а книга блага вся перелисталась. 
О матерь Смерть, сними с меня усталость, 
покрой рядном худую наготу. 
На лоб и грудь дохни своим ледком, 
дай отдохнуть светло и беспробудно. 
Я так устал. Мне сроду было трудно, 
что всем другим привычно и легко. 
Я верил в дух, безумен и упрям, 
я Бога звал – и видел ад воочью, – 
и рвется тело в судорогах ночью, 
и кровь из носу хлещет по утрам. 
Одним стихам вовек не потускнеть, 
да сколько их останется, однако. 
Я так устал! Как раб или собака. 
Сними с меня усталость, матерь Смерть. 
По книге:  
  |