Как-то раз плотва Клава захотела сниматься в кино и позвонила знакомому моллюску Адриану. Сказано – сделано, и Адриан пригласил ее сниматься в фильме ужасов «Промышленное производство килек в томате» (триллер). Роль была эпизодическая, но с выездом на Балтийское море, и все подруги потом видели Клаву в кино, там был кадр, как она садится (в роли обезглавленной кильки) в консервную банку, банка мягко трогает с места, набирает скорость – и вдруг взрыв, все летит в воздух, льется кровь. Клава потом очень смеялась над своими подругами и говорила: «Это просто был томатный соус».

Проза и драматургия Людмилы Петрушевской художественно реабилитировали быт, прозу жизни, трагическую судьбу человека толпы, неудачливого полуинтеллигента.

Уровень ее художественной правды был так непривычен, что прозу Петрушевской и близких ей писателей стали называть «другой прозой». Свои сюжеты, реквиемы, песни, предания писательница черпает из гула городской толпы, уличных разговоров, рассказов в больничных палатах, на скамеечках у парадных.

В Гарвардской лекции «Язык толпы и язык литературы» (1991), говоря о месте ужаса в художественном произведении, Петрушевская утверждала, что «искусство страшного как репетиция смерти», «любое несчастье, отрепетированное в искусстве, вызывает тем сильнее катарсис, возвращая к жизни, чем совершеннее, гармоничнее прошла репетиция страдания и страха».

Большинство исследователей связывает имя Людмилы Петрушевской с явлением постмодернизма, сравнивая творчество Петрушевской со своеобразной лабораторией, где проходят испытание «новые» и «старые» жанры, осуществляются смелые эксперименты.

Особый интерес представляют лингвистические опыты Людмилы Петрушевской, в частности, ее знаменитые заумные сказки. Из книги исследователя Н. Г. Бабенко «Язык и поэтика русской литературы в эпоху постмодерна»:

«…Грамматикализованная заумь Петрушевской представляет собой вероятностный «сказочный» язык.

Шестнадцать заумных лингвистических сказок Людмилы Петрушевской («Пуськи бятые», «Бурлак», «Кузявость», «Перебирюшка»,«Мммквя», «Антибутявка», «Не пени!», «Абвука», «И — пызява», «Про глокую куздру и бокренка», «Тресь», «Фыва Мролдж», «Пуськинисты», «На шваньтоу», «Кши», «Наогды») — продукт литературной разработки в родной мере грамматикализованной (в морфологическом, словообразовательном и синтаксическом аспектах) квазиречи, классический образец которой в свое время создал Л. В. Щерба, подарив языкознанию фразу о глокой куздре, которая штеко будланула бокра... В сказках Петрушевской повествование ведется на вероятностном языке, выдержанном в фольклорно-сказочной повествовательной манере и окрашенном теплой, «детской» коннотацией. По наблюдениям специалистов, заумные сказки являются доступным для интерпретации материалом даже в аудитории иностранных студентов, изучающих русский язык…

Высокая образная ассоциативность, ясность грамматической структуры текста побуждают читателя «понять» асемантичную «речь» персонажей и в свою очередь «увидеть» и оценить героиню Щербы / Петрушевской:

А Калуша волит:

— Инда побирим про Щербу.

— Йоу Щерба? — бырят калушата.

— А Щерба, — бирыт Калуша, — огдысъ-егдысъ нацирикал: «Гчокая куздра кудланула бокра и курдячит бокренка». Йоу: куздра кузявая? А, калушаточки?

— Ни, — бирят калушата. —Куздра некузявая...

Если калушатам глокая куздра кажется некузявой, то Б. М. Гаспаров видит ее так: «Это девушка, женщина, самка животного, являющаяся пер¬сонажем “почвенного” по характеру литературного повествования; ей свой¬ственны грубоватость, энергия, решительность, чувство независимости, Появляющийся в том, как расправляется она с чем-то ей досадившим (или мнимо досадившим) “бокром”. Сам звуковой образ ‘глокой куздры’ вносит лепту в этот тематический и стилевой ореол...».

«… В тексте без единого канонического слова создается особое семантическое пространство, провоцирующее поиск Прототипического фона» (Б. М. Гаспаров).

Любопытным фактом в биографии Людмилы Петрушевской стал спор о том, не ее ли профиль стал прототипом знаменитого ежика из мультфильма «Ежик в тумане». И действительно, если внимательно посмотреть на фото писательницы, обнаруживаются общие черты…

Людмила Петрушевская

Гонкуры

как-то сказали

что книга

при своем появлении

никогда

не выглядит

шедевром

она им

постепенно

но непреложно

становится

они на эту тему

не ораторствовали

упомянули без давления

вроде бы между делом

поскольку

как все авторы

они считали

что непременно

им

это тоже

обломится