Центр Чтения Красноярского края
Государственная универсальная научная библиотека Красноярского края
| Главная | Архив новостей | Открытые книги | Творческая мастерская | Это интересно | Юбилеи | Литература Красноярья | О нас |
Languages 
|
| Стихи рождаются от отчаяния перед бессилием слова, чтобы в конце концов склониться перед всесильем безмолвия
Октавио Пас мексиканский переводчик, поэт и эссеист, Лауреат Нобелевской премии за 1990 год |
|
Юбилеи  23
июня исполняется 135 лет со дня рождения Анны Андреевны Ахматовой
(1889-1966)
Страницу
и огонь, зерно и жернова,
секиры
острие и усеченный волос -
Бог
сохраняет все; особенно - слова
прощенья
и любви, как собственный свой голос.
В
них бьется рваный пульс, в них слышен костный хруст,
и
заступ в них стучит. Ровны и глуховаты,
затем,
что жизнь - одна, они из смертных уст
звучат
отчетливей, чем из надмирной ваты.
Великая
душа, поклон через моря
за
то, что их нашла, - тебе и части тленной,
что
спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей
речи дар в глухонемой вселенной.
Иосиф
Бродский
Анна Ахматова — неоспоримый классик
русской и мировой литературы. Впервые в лирике, в любовной мольбе так мощно
зазвучала трагическая эпоха.
В творчестве Анны Ахмтовой поэтический дар
сближается с пророческим — недаром она особенно почитала свою небесную покровительницу
прав. пророчицу Анну. «Анна всея Руси — так величала ее Марина
Цветаева, а литературный критик и поэт В. Недоброво — Авва Анна. Около 1922 года Ахматова посетила Оптину пустынь и встретилась с преподобным иеросхимником Нектарием (Тихоновым), предсказавшим ей будущие страдания и «терновый венец»:
Видел я тот венец златотканый...
Не завидуй такому венцу!
Оттого, что и сам он ворованный,
И тебе он совсем не к лицу.
Туго согнутой веткой терновою
Мой венец на тебе заблестит.
Ничего, что росою багровою
Он изнеженный лоб освежит.
Во время встречи Ахматовой и Цветаевой, Марина
Ивановна спросила: «Как Вы могли написать «Отыми и ребенка и Друга» — разве Вы не знаете, что в стихах все
сбывается?», — Речь шла о
«Молитве», написанной в Духов день 1915 в Петербурге. «Что отдал — то твое», — поставила Ахматова эпиграфом к этому стихотворению.
Дай мне горькие годы недуга,
Задыханья, бессонницу, жар,
Отыми и ребенка и друга,
И таинственный песенный дар —
Так молюсь за Твоей Литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей.
Иосиф Бродский о «Реквиеме».
Из книги «Иосиф Бродский — Соломон
Волков: Диалоги»
Бродский. Для меня самое главное
в "Реквиеме" — это тема раздвоенности, тема неспособности автора к
адекватной реакции. Понятно, что Ахматова описывает в "Реквиеме" все
ужасы "большого террора". Но при этом она все время говорит о том,
что близка к безумию. Помните?
Уже безумие крылом
Души закрыло половину,
И поит огненным вином
И манит в черную долину.
И поняла я, что ему
Должна я уступить победу,
Прислушиваясь к своему
Уже как бы чужому бреду.
Эта вторая строфа, быть может, лучшая во всем
"Реквиеме". Здесь самая большая правда и сказана: "Прислушиваясь
к своему/ Уже как бы чужому бреду". Ахматова описывает положение поэта,
который на все, что с ним происходит, смотрит как бы со стороны.
Волков. Это как у Саши
Черного: "У поэта умерла жена..."
Бродский. Отчасти. Потому что, когда поэт пишет, то это для него — не меньшее происшествие, чем событие, которое он описывает.
Отсюда — попреки самого себя, особенно когда речь идет о таких вещах,
как тюремное заключение сына или вообще какое бы то ни было горе. Начинается
жуткий покрыв самого себя: да что же ты за монстр такой, если весь этот ужас и
кошмар еще и со стороны видишь.
Но ведь, действительно, подобные ситуации — арест, смерть (а в "Реквиеме" все время пахнет смертью, люди все
время на краю смерти) — так вот, подобные ситуации вообще исключают всякую
возможность адекватной реакции. Когда человек плачет — это
личное дело плачущего. Когда плачет человек пишущий, когда он страдает — то
он как бы даже в некотором выигрыше от того, что страдает. Пишущий человек
может переживать свое горе подлинным образом. Но описание этого горя — не
есть подлинные слезы, не есть подлинные седые волосы. Это всего лишь
приближение к подлинной реакции. И осознание этой отстраненности создаст
действительно безумную ситуацию. "Реквием" — произведение, постоянно балансирующее на грани безумия, которое привносится не
самой катастрофой, не утратой сына, а вот этой нравственной шизофренией, этим
расколом – не сознания, но совести. Расколом на страдающего и на пишущего. Тем
и замечательно это произведение.
Конечно, "Реквием" Ахматовой разворачивается как
настоящая драма: как настоящее многоголосие. Мы все время слышим разные голоса — то
простой бабы, то вдруг — поэтессы, то перед нами Мария. Это все сделано как
полагается: в соответствии с законами жанра реквиема. Но на самом деле Ахматова
не пыталась создать народную трагедию. "Реквием" — это
все-таки автобиография поэта, потому что все описываемое — произошло с поэтом. Рациональность творческого процесса подразумевает и
некоторую рациональность эмоций. Если угодно, известную холодность реакций. Вот
это и сводит автора с ума.
Волков. Но разве в этом смысле
"Реквием" не есть именно автобиографический слепок с ситуации, в
которой, как я понимаю, присутствовало определенное равнодушие Ахматовой к
судьбе сына?
Бродский. Нет,
равнодушия в жизни как раз не было. Равнодушие — если это слово вообще
здесь применимо — приходило с творчеством. Анна Андреевна мучилась и страдала
из-за судьбы сына невероятно. Но когда поэтесса Анна Ахматова начинала
писать... Когда пишешь, то стараешься сделать это как можно лучше. То есть
подчиняешься требованиям музы, языка, требованиям литературы. А лучше — это
не всегда правда. Или: это правда большая, чем правда опыта. То есть, ты
стремишься создать трагический эффект тем или иным образом, той или иной
строчкой и невольно как бы грешишь против истины: против собственной боли…
По книгам:
По материалам сайта:
|