Юбилеи

1 марта исполняется 210 лет со дня рождения Федора Сологуба (1863-1927)

Только дети, вечные, неустaнныe сосуды божьей рaдости нaд землею, были живы и бежaли, и игрaли, — но уже и нa них нaлеглa косность, и кaкое-то безликое и незримое чудище, угнездясь зa их плечaми, зaглядывaло порою глaзaми, полными угроз, нa их внезaпно тупеющие лицa.

Ф. Сологуб. Мелкий бес

Федор Солоуб (настоящее имя Федор Кузьмич Тетерников) входит в четверку наиболее знаменитых писателей своего времени вместе с Л. Андреевым, Ф. Куприным и М. Горьким. «Какой-то русский Шопенгауэр, вышедший из удушливого подвала» (А. Волынский. Книга великого гнева). Близок Сологубу и Ницше с его темами «дионисийства» и «героического пессимизма». Стоял у истоков художественных прозрений Сологуба и Достоевский, от которого им был унаследован «трагизм подполья». Сугубо сологубовским выступает мотив упоения страданием: «В этих жилах струится растленная кровь, / В этом сердце немая трепещет тоска, / И порочны мечты, и бесстыдна любовь, / И безумная радость дика» («Я устал, я едва только смею дышать...», 1895).

С выходом в 1908 году лучшей итоговой книги стихов «Пламенный круг» Сологуб признается современниками крупнейшим явлением в поэзии: «В современной литературе я не знаю ничего более цельного, чем творчество Сологуба», — писал Александр Блок в «Письмах о поэзии» (1908), утверждая далее, что «Сологуб давно уже стал художником совершенным и, может быть, не имеющим себе равного в современности». «...Его поэзия, — высказался в статье «Поэзия и проза Федора Сологуба» (1909) Л. Шестов, — как ответы Пифии — вечная мучительная загадка… у Сологуба не внешнее, а внутреннее сходство с древними оракулами. Я уверен, что если бы он захотел "объяснить" себя — это ему не удалось бы. Он говорит многое, глубокое, важное, значительное. Но Сократ признал бы, что он не понимает того, что говорит. Да и говорит ли он? В стихах, безусловно, не говорит: поёт. Я не знаю никого среди современных русских поэтов, чьи стихи были бы ближе к музыке, чем стихи Сологуба. Даже тогда, когда он рассказывает самые ужасные вещи — про палача, про воющую собаку — стихи его полны таинственной и захватывающей мелодии. Как можно петь про собачий вой, как можно воспевать палача? Не знаю, это тайна Сологуба, даже, может быть, не самого Сологуба, а его странной музы, которой он никогда не видел и о которой он не мог бы ничего рассказать». Отмечалось также значительное ритмическое и строфическое богатство поэзии Сологуба. Утонченную его звукопись характеризовал в своей статье И. Анненский: «Помните вы эту «Тихую колыбельную»... Вся из хореев, усеченных на конце нежно открытой рифмой. На ли, ю, ду, на, да, изредка динькающий — день — тень, сон — лен или узкой шепотной — свет — нет. Сколько в этой элегии чего-то истомленного, придушенного, еле шепчущего, жутко-невыразимо-лунного...».

Наряду с исключительной способностью, по признанию самого Сологуба, к «воспроизведению болезненных состояний дум, истерических ощущений, умением передавать сны, кошмары, химеры и т. д.» он является вместе с тем и художником светлого, гармонического мира. Об этом пишется на первых страницах романа «Творимая легенда»: «Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из него сладостную легенду...». Находит писатель для определения этого творческого процесса выразительный символ — «дульцинировать» жизнь (от имени героини романа Сервантеса «Дон Кихот» Дульцинеи — воображаемой прекрасной дамы, которую герой в ослеплении своей мечты видел в простой и грубой крестьянке Альдонсе).

В соответствии со своей концепцией двоемирия Сологуб перестраивает традиционное представление о смерти, она в его произведениях выступает положительным персонажем, некой «Прекрасной Дамой», уводящей героев из ущербной действительности в мир «истинного бытия». Не случайно умирают у него чаще всего люди, достойные быть в лучшем мире, преимущественно дети.

Федор Сологуб

Недотыкомка серая
Вокруг меня вьется да вертится, —
То не Лихо ль со мною очертится
Во единый погибельный круг?

Недотыкомка серая
Истомила коварной улыбкою,
Истомила присядкою зыбкою, —
Помоги мне, таинственный друг!

Недотыкомку серую
Отгони ты волшебными чарами,
Или наотмашь, что ли, ударами,
Или словом заветным каким.

Недотыкомку серую
Хоть со мной умертви ты, ехидную,
Чтоб она хоть в тоску панихидную
Не ругалась над прахом моим.

***

Войди в меня, побудь во мне,
Побудь со мною хоть недолго.
Мы помечтаем в тишине.
Смотри, как голубеет Волга.

Смотри, как узкий серп луны
Серебряные тучки режет,
Как прихоть блещущей волны
Пески желтеющие нежит.

Спокоен я, когда Ты здесь.
Уйдешь,— и я в тоске, в тревоге,
Влекусь без сил, разметан весь,
Как взвеянная пыль дороги.

И если есть в душе мечты,
Порой цветущие стихами,
Мне их нашептываешь Ты
Своими легкими устами.

Фотография:

Фёдор Сологуб и Анастасия Чеботаревская. Начало 1910-х годов.

По книгам:

Сологуб, Ф. К. Мелкий бес. — Москва: Правда, 1989. — 474с.

Неизданный Федор Сологуб : стихи, документы, мемуары / под ред. М. М. Павловой и А. В. Лаврова ; Рос. акад. наук, Ин-т рус. литературы (Пушк. Дом). — Москва : Новое литературное обозрение, 1997. — 575 с.

Сологуб, Ф. К. Стихотворения. — Томск: Водолей, 1995. — 480 с.

Русская литература XX века: прозаики, поэты, драматурги : биобиблиографический словарь / Ин-т рус. лит. ; под общ. ред. Н. Н. Скатова. — Москва : ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2005.

По материалам сайтов:

Федор Сологуб

Петербург Федора Сологуба