Анатолий  Игнатьевич Приставкин родился в 1931 году в Люберцах под Москвой. Рано потерял мать, отец был на фронте. Воспитывался в детских домах. Работать начал с 12 лет. В 15 лет работал на аэродроме в Жуковском. Окончил авиационный техникум, затем Литературный институт им. М.Горького. В 1960 году работал на строительстве Братской ГЭС. Был корреспондентом «Литературной газеты». В 1961 году вступил в Союз писателей.  Издал более 25 книг.

                    В 1987 году вышла повесть Анатолий Приставкина  «Ночевала тучка золотая», где автобиографические мотивы   переплелись с впервые затронутой в русской прозе темой депортации чеченского народа. Книга, ставшая одним из символов перестройки и переведенная на 30 языков, принесла Анатолию Приставкину не только Госпремию, но и место в пантеоне русских писателей-гуманистов.

                  Анатолий Игнатьевич  вошел в руководство международного движения за отмену смертной казни "Руки прочь от Каина" (Hands Off Cain), а в 1992 году возглавил созданную Борисом Ельциным комиссию по помилованию при президенте РФ. Работа в этом комитете милосердия, вызывавшая и резкое общественное осуждение, и прямые угрозы в адрес писателя и его семьи,   дала материал для последней большой документальной книги — трилогии "Долина смертной тени" (2000):  

                  «Жалоб, просьб в нашей тюрьмообильной державе поступает наверх около ста тысяч в год...        От убийц да от насильников, разбойников да грабителей и прочей нечисти, не считая всяких там мошенников, домушников, щипачей... Ну а последних в нашей воровской стране несть числа.

                Но были еще и такие, как пугачевы, разины, кудеяры и соловьи-разбойники, известные и почитаемые народом герои. Во все времена хватало на Руси и убийц, и насильников, и головорезов, и узнавать о них - это только в книжках занятно, а прочитывать их дела в жизни, да просто к ним прикасаться, поверьте, не менее опасно, чем встретить на большой дороге.

                Но при всем этом быть последней инстанцией в их судьбе и, по сути, распоряжаться чужой жизнью... По силам ли это человеку?

                Эта моя странная книга возникла не как запланированный и обусловленный материалом замысел, а как попытка убавить, притушить острую боль.

                Я бы мог, наверное, с чистой совестью обозначить так свой жанр: ПЛАЧ ПО РОССИИ.

                Во-первых, наскоро набросанных страничках не было поначалу даже каких-то нужных слов... Лишь некое чувство непоправимой беды, которая вошла в нашу жизнь, мою и моих друзей, и которую не выразить, не вытравить, не изжить, даже если бы чудом удалось все это разом оборвать и вернуться в свое почти безмятежное, теперь я могу оценить, прошлое.

                ... Моя книга не только о заключенных. О тех, кто сидит в камерах смертников. Она обо всех нас. О каждом, кто причастен к этой криминальной зоне, которая зовется Россия.

И книгу эту действительно создал народ (большая часть ее - документы), тот самый великий русский народ, который велик и в том, что весь изоврался, изворовался, спился, наплевав на весь мир, а прежде всего и на самого себя... Иррациональный во всем, даже в вопросах самосохранения. Но великий и своим поразительным, идущим из каких-то глубинных недр гением тоже во всем, и даже в своем воровстве и вранье, в разбое, в мошенничестве (вот где народный кладезь изобретательности!), - так что диву даешься, как в нем поистине совмещаются и гений и злодейство.

                И даже соприкоснувшись с этим отторгнутым нами миром, который я, сгоряча конечно, напрасно назвал помойкой, скорей это гниющая незаживающая рана, старался уберечься, призывая на помощь все защитные силы духа, даже сказки детские стал сочинять... Но однажды воскликнул в сердцах, когда маленькая дочка попросила на ночь прочитать ей нестрашную сказку: "Ох, Манька, у меня такие сказки, что не дай Бог тебе их когда-нибудь услышать!..»

               

                "...Мы, погибающие в эмиграции, в несказанной муке за Россию, превращенную в необъятное Лобное место..." - писал великий русский писатель, лауреат Нобелевской премии Иван Бунин, потрясенный бесконечными смертными казнями, учиненными большевиками, пришедшими к власти в 1917 году. Упомянутое "Лобное место" - кто бывал в России, знает - находится на Красной площади, где происходили в древности смертные казни.

                Но эта "несказанная мука за Россию", погрязшую в жестокости и крови, пережитая нашими духовными отцами, не миновала и нас, ибо не так уж много изменилось в России за это время. Во всяком случае, как мы верили всенародно, что надо побольше убивать преступников, так и продолжаем в это верить. И слово "милосердие" у нас далеко не в почете. И лишь обязательства перед европейскими партнерами каким-то образом сдерживают наши первобытные инстинкты. Да вот надолго ли?

                Но, как я упомянул в самом начале, большевистские традиции, с их ориентировкой на казни, нисколько не поколеблены. Еще при господине Ленине, который поныне у них на знамени, за одного убитого вождя Урицкого за одну ночь было убито, как они хвалились в газетах, "ровно тысяча душ!". О сталинских репрессиях я уж не говорю. Отчего же, спрашивается, теперь нашим новым большевикам расставаться со своим любимым "Лобным местом"?

                Вообще же, смертная казнь в России имеет свою долгую и мучительную историю. В первом письменном источнике права "Русская Правда" о смертной казни вообще не говорится. А в "Поучении" Владимира Мономаха вскоре после принятия Россией христианства (Х век) проповедовалось, что ни правого, ни виноватого убивать нельзя...

                Впервые законодательно смертная казнь была закреплена лишь в конце XIV века, а самый расцвет ее пришелся на правление царя Ивана Грозного (XV век), когда было казнено около 4 тысяч человек. А при Петре Первом, которого так возлюбила Европа (XVII век), смертная казнь назначалась за 123 состава преступления.

                Первая же попытка запрета казни была предпринята его дочерью Елизаветой, как утверждают, впервые Европе, в начале XVIII века. Но некоторым мерилом может быть для нас прошлый, XIX век, обозначенный как жестокий: за это время в течение ста лет было казнено около 170 человек. Смертная казнь применялась всего в трех случаях: преступлений государственных, военных и карантинных, во время всяких эпидемий. Ни за убийства, ни за разбой наши предки не казнили. Для сравнения скажем, что недавний Уголовный кодекс, отмененный лишь в этом году, включал двадцать девять составов преступлений, по которым осуждали на смертную казнь. А в не так уж отдаленные времена у нас казнили женщин и детей, последних с 12-летнего возраста (Указ от 1935 г.).

                В одном лишь 62-м году, с введением карательных законов против экономических преступлений (известно, что это были робкие попытки отдельных предпринимателей как-то изменить структуру в экономике) было расстреляно около трех тысяч человек. Восемь убийств в день! И это происходило в те самые хрущевские времена, которые почитаются у нас как "оттепель", наступившая после жестокой сталинской зимы.

                Всего же с 1962 по 1990 г. в нашей стране было казнено 21 тысяча человек. Можно допустить, что и эта цифра приуменьшена: статистика смертных казней во все времена была у нас засекречена.

                Но тогда же в среде так называемых "шестидесятников" раздались первые голоса, протестующие против насилия, против казней, и среди них самый громкий - Сахарова, а потом и Сергея Ковалева, оба познали лично на себе все кошмары нашей пенитенциарной системы.

                "...Государство в лице своих функционеров, - писал Сахаров, - присваивает себе право на совершение самого ужасного и непоправимого - лишать жизни. Такое государство не может ожидать улучшения моральной атмосферы в стране. Я отвергаю идею о том, что смертная казнь оказывает сколько-нибудь существенное и сдерживающие воздействие на потенциальных преступников. Я убежден, что истиной является противоположное, дикость порождает дикость..."

                В одной из популярных у нас телепередач, посвященных проблеме смертной казни, большой аудитории молодежи показали документальные кадры применения казни в Америке, после чего провели голосование: кто за казнь, и выяснилось - таких большинство. Тогда вопрос поставили иначе: а кто бы захотел лично привести приговор в исполнение, - и снова лес рук (более 80%). Вскоре эти руки будут стрелять в чеченских женщин и детей. Ну а чем все закончилось, мы сегодня уже знаем: цинковыми гробами, в которых эти мальчики вернулись домой, да трагедией, невосполнимой, для их матерей.

                Но и родная мне Чечня (там прошло мое детство) в своем ожесточении до сих пор не может остановиться. Демонстрация публичной смертной казни, добросовестно показанная по всем каналам телевидения, способна вызвать не только отвращение, как это было у некоторых, но и болезненный интерес, и приступ ответной жестокости, особенно, как мы видим, в среде подрастающего поколения. И вот уже некий читатель требует через газету расправы над экономическими преступниками (кто это, мы уже знаем), как это делают в Чечне: "Я предлагаю вывести их на Красную площадь, - пишет он, - и народ их камнями забьет. Ведь на них даже пули жалко, так как пули делают тоже на наши, народные деньги..."

                И таких, заблуждающихся, поверьте, немало. По результатам опроса, проведенного среди жителей Москвы и Петербурга (двух самых просвещенных столичных городов), 40% высказались за применение публичной смертной казни. По России же эта цифра еще выше: 58%. Провинция, читающая в основном прессу коммунистов, вообще свято верит в "жесткую руку", которая при помощи расстрелов наконец навела бы железный (сталинский!) порядок в стране. И если завтра ей предложат выбирать президента, боюсь, она проголосует за человека, который будет соответствовать этим задачам.

                С призывами стрелять преступников без суда и следствия выступают, к сожалению, не только рядовые граждане, но и видные и очень популярные в стране деятели, в том числе люди искусства. Недавно один из писателей сообщил в своей статье, что "...американцы плакали от радости и танцевали, когда одному террористу вынесли смертный приговор...", и оценил это как "...здоровую реакцию здоровых людей...". К сожалению ссылки на авторитет Америки и ее законы во многом усиливают доводы сторонников смертной казни.

                Этот же упомянутый выше писатель одобрил случаи самосуда, то есть расправы толпы над преступником, которому суд в России не вынес смертного приговора, и назвал это "необходимой обороной, когда бессильно правосудие". Такие призывы к "самообороне", а практически к беззаконию, то и дело раздаются в печати, из уст очень авторитетных лиц.

                Что же говорить о простом народе, который заваливает письмами протеста нашу Комиссию по помилованию, узнав, что мы смягчили участь очередному смертнику.

                Несколько слов о нашей Комиссии по помилованию. Она возникла на волне энтузиазма и демократических надежд, девять с половиной лет назад (в начале 1992 г.), она - первая в истории России. Каким-то необъяснимым чудом (наша страна - вообще страна чудес) в руки интеллигенции отдали дело милосердия. Здесь во многом заслуга известного правозащитника Сергея Ковалева. В Комиссию вошли известные в России деятели: поэты, ученые, священники, юристы, психологи и так далее, все это на общественных началах, хотя работать приходится много: мы собираемся еженедельно и рассматриваем в год от пяти до двенадцати тысяч дел; еще недавно были среди них дела смертников.

                Трудимся, конечно, в экстремальных условиях, нас порой не понимают даже близкие нам люди и родня, не говоря уже о коллегах или знакомых. Давление и сверху, и снизу, шантаж, подслушивание телефонов, попытки подкупа, угрозы по телефону, касающиеся жизни самых близких людей, - все это создает обстановку нервозности и даже опасности для жизни. Вот недавно на одного из членов Комиссии, профессора Московского университета, дважды совершено покушение, его подкараулили в подъезде и жестоко избили, проломив череп.

                Ушли из жизни члены Комиссии - знаменитый поэт Окуджава и Лев Разгон, просидевший 17 лет в сталинских лагерях. Им на смену пришли другие. И вот эта крошечная "гвардия" почти в одиночку противостоит мощному движению сторонников смертной казни. Мы не исключаем, что в попытках нейтрализовать или ликвидировать нас возможны и клевета, и подлог, и компромат, вплоть до провокаций. У нас же нет другой защиты, кроме нашего честного имени.

                И хотя цифры последних лет (95-96 гг.) по смертным казням в России огромные - 139 человек, они могли бы быть, уверяю вас, втрое больше, если бы не отчаянная борьба моих друзей за каждую жизнь. Мы глядели вперед и оберегли наше общество от гибельного пути, куда нас толкали недальновидные правительственные чиновники. Кстати, сегодня, через пять лет после описываемых событий (2001 г.), новая когорта чиновников, пришедшая к власти в основном из ФСБ, снова перекрывает нам кислород, пытаясь ликвидировать Комиссию.

                Надо сказать, что особое рвение в отстаивании жесткой позиции в сохранении (и даже увеличении) смертных казней всегда проявляли два всесильных монстра: Генеральная прокуратура России и Министерство внутренних дел (МВД). Сейчас их роль практически исполняет Минюст, куда перешло управление местами заключения. Меняются исполнители, меняются власти, не меняются лишь доводы: преступность растет, особенно в области наркомании и терроризма, и отмена смертной казни вызовет еще больший ее рост.

                Есть и еще один, на первый взгляд довольно убедительный, довод: это организованная преступность, действительно наводящая ужас на население. Но среди дел сотен казненных (и помилованных) ни одного дела мафиозо, наемного убийцы или террориста к нам на Комиссию еще не поступало. Мафиозные структуры, слияние администраций и милиции с организованной преступностью приобрели поистине всероссийские масштабы. Главари преступного мира становятся депутатами парламента, губернаторами края и так далее, и они никоим образом не попадают уже на скамью подсудимых.

                Кого же мы тогда казним? А казнит государство людей самого низшего и незащищенного социального слоя, споенного водкой и доведенного до скотского состояния; они совершают свои бытовые преступления обычно в пьяном виде: восемьдесят и более процентов поступающих к нам дел - это преступления, совершенные в пьяном виде.

                Естественно, эти несчастные не могут сами себя защитить или нанять дорогого адвоката. И конечно, есть среди них такие, кто признается под воздействием "нестандартных методов следствия", то есть пыток. Недавно в газете была рассказана история, когда два милиционера "вышибали" при помощи изощренных издевательств из невинного человека признание в убийстве и в конце убили его, загнав в заднепроходное отверстие три бутылки из-под пепси-колы. Ни мы и никто другой не может быть уверен, что родная организация - МВД - не прикроет их преступления, и они, как многие сотоварищи, не избегут законного суда.

                Но даже когда они попадают на скамью подсудимых (как утверждают, один из десяти), для них существуют специальные тюрьмы, в которых созданы вполне человеческие условия.

                Вот и статистика говорит, что преступность среди самих работников милиции достигла невероятных размеров и население (60-80% жертв) во время опроса заявило, что оно не обращается за помощью в милицию потому, что больше всего боится ее и гораздо меньше - организованной преступности. Но, впрочем, зачастую выясняется, что это одно и то же.

                "Общая криминализация" - такова реальность России, от депутатов парламента до мэров городов. Трудно представить, но 15-20 процентов всего взрослого населения России нашей страны перебывало в лагерях и тюрьмах.

                Известные юристы утверждают, что судебные ошибки в отношении осужденных к смертной казни достигают десяти-пятнадцати и более процентов. И в то же время ряд очень громких убийств последних лет до сих пор у нас не раскрыты. И возникает законный вопрос: может, смертные казни для того и необходимы, чтобы скрыть беспомощность наших властей перед нарастающей преступностью. В убийстве священника Меня (это был знаменитый проповедник добра и мира, к голосу которого прислушивались многие простые люди) созналось уже несколько невиновных человек, и если бы кого-то из них успели, не дай Бог, казнить, то и проблема поиска настоящих преступников отпала бы, и население бы спало спокойно.

                Так, многие, наверное, помнят случай, когда деревенского парнишку из Архангельской области Михайлова обвинили в изнасиловании двух детей. Подтасовали факты, избили, и он "сознался". Слава богу, казнить не успели, нашелся настоящий убийца. Дело всплыло в печати, и несколько лет мы боролись за его освобождение, поскольку наши органы не умеют отступать назад.

                Помогли мы и Александру Бирюкову, осужденному на смертную казнь за убийство офицера, который занимался сексуальным домогательством и унижал солдата. Но такая помощь в нашей практике пока редкость. А вот недавно в США выяснилось, что из 22 приговоренных к смерти (они ждали казни пять лет) половина оказалась не виновна. И это произошло в стране, где есть информация, где каждый прохожий может прийти в суд и прочитать дело подследственного и протестовать против осуждения. Что же тогда говорить о наших судах! И о наших ошибках. И выходит: смертная казнь очень кому-то удобна - ею можно запугать подследственного и она же, практически, покрывает ошибки следствия. Нет человека - нет и проблемы.

                Есть у наших правителей еще один, внешне очень серьезный довод - экономический, которым они пугают и обнищавшее население, и верхи: если выполнить требование Совета Европы, то понадобятся многие и многие миллиарды рублей на строительство новых лагерей и тюрем и на содержание самих заключенных. Этот довод не так уж плох, если учесть бедность нашего бюджета.

                Но и здесь власти лгут. На сегодняшний день у нас в стране содержатся в лагерях и тюрьмах более миллиона заключенных, это - в расчете на душу населения - почти в десять раз больше, чем в любой цивилизованной стране, и прибавка к ним еще одной тысячи бывших смертников (это всего 0,1%) не может принести убытка бюджету. Другое дело, что еще триста тысяч человек, или каждый четвертый, томятся в камерах предварительного следствия (так называемые СИЗО), годами ожидая суда. В основном это молодежь. Недавно к нам поступило дело человека, который просидел шесть лет в ожидании суда. И более половины, если доживают до суда, выпускаются потом на свободу за недоказанностью обвинений.

                Люди погибают в камерах от скученности, от болезней, чаще всего от туберкулеза, спят по очереди, слепнут и глохнут, сходят с ума, так и не дожив до суда. Так, в знаменитой Бутырской тюрьме, в Москве, в год погибает - из неосужденных - около трехсот человек. И вот этих убытков наши правители почему-то не подсчитывают. А ведь это, по сути, та же смертная казнь, без суда, никем не зафиксированная, за нее никто и никогда не понесет ответственности. Привычные стереотипы в отношении к пенитенциарной системе как системе репрессивной, гулаговской, унижающей и подавляющей человека, еще довлеют над нашими тюремными учреждениями.

                Что же тогда говорить о лагерях для бывших смертников, которых мы помиловали? Мы как бы даже гордились - я имею в виду нашу Комиссию, - что нам удалось пробить через парламент несколько лет назад закон о пожизненном заключении как альтернативе смертной казни. Но разве такое мучительное пребывание - не есть та же смертная казнь, только растянутая во времени?! А сейчас до нас доходят слухи о самоубийствах в этих лагерях, мы получаем письма самых отчаявшихся, с просьбой - отменить наше помилование и казнить их, ибо они не хотят так мучиться.

                Вот на днях один из смертников прислал мне большое письмо. Он обвинен в убийстве таксистов, но не сознавался на суде, и сейчас пишет о своей невиновности. "Полагаю, нет надобности описывать перипетии уголовного дела, - пишет он, - следствие было проведено в лучших традициях НКВД - пытки, истязания и побои, издевательства, оскорбления и угрозы, в результате которых, например, в совершении одних и тех же преступлений "признавались" разные люди, никоим образом не связанные друг с другом. Один из нас скончался в СИЗО. Суд проходил в полном соответствии с заветами Вышинского... Достаточно сказать, что в суде не выслушан был ни один (!) свидетель защиты".

                "Боже, какими мы были наивными! - пишет заключенный. - Как мы мечтали о переводе в зону, пусть даже "крытую", пусть даже с пожизненным сроком, надеясь получить работу, право на свидания с родными и близкими, возможность каждый день видеть небо, дышать свежим воздухом. Полагаю, Вам будет небезынтересно узнать, как сейчас живут люди, судьбы которых Вы и Ваши коллеги решали еще недавно". И далее он пишет, что пять лет он лишен нормального человеческого общения, не видел газет, а насыщенность ежедневной трансляции местной радиостанции сводится к пятиминутному выпуску новостей. Очевидно, творческий человек способен прорваться сквозь тюремные стены, мы об этом знаем по документам сталинских ГУЛАГов. Но усилия наши, потраченные на сохранение жизни этим людям, теперь, думаю, должны пойти на то, чтобы у них все-таки была жизнь не животная, а человеческая. У нас нет права мстить этим людям. Они несут свой крест в меру вины, и этого достаточно. Иначе грех падет на нашу голову, ибо получится, что мы заменили одну казнь - мгновенную - другой, еще более мучительной и страшной. На сегодняшний же день, хотя закона о запрете смертной казни в России не существует, с августа месяца 96-го года в нашей стране не прозвучало ни одного выстрела во исполнение смертного приговора. Решение Конституционного суда от 2 февраля 1999 г. о запрете на осуждение к смертной казни до тех пор, пока во всех субъектах федерации не будут введены, как полагается по Конституции, суды присяжных, основательно укрепило позицию противников смертной казни.

                Но призывы к расстрелам продолжают наводнять нашу печать. Польский писатель Станислав Ежи Лец как-то заметил: "каждый век имеет свое средневековье", имея в виду, что реликты средневекового прошлого способны повторяться даже в цивилизованном обществе, а у нас уж тем более. Можно и продолжить, что каждый такой всплеск ностальгии по временам инквизиции сопровождается непременно призывами к ужесточению наказания и возвращению смертной казни. При этом ссылаются - и это "типовая" ссылка - на рост организованной преступности в стране, на страх перед террористами населения, которое боится вечером выходить на улицу, и требует - это законное требование - навести в стране наконец порядок.

                Все эти или им подобные слова прозвучали недавно в призывах лидера парламентской группы "Народный депутат" Геннадия Райкова, который в печати и лично призвал президента отказаться от моратория на применение "высшей меры".

                Следом раздаются другие голоса: министр юстиции господин Чайка вдруг выяснил для себя, что он теперь - за смертную казнь, о смертной казни на всех перекрестках вопит Жириновский, а он-то, несмотря на свой клоунский наряд, всегда точно улавливает, куда дует ветер. И даже великий Исаич, я говорю о Солженицыне, призвал к смертной казни террористов, будто забылась ему неправедность наших судов, в которых, если начнут стрелять террористов, террористом станет любой, кто неугоден власти. Но в целом призывы, да еще сразу со всех сторон, да еще от известных людей не могут возникнуть случайно, кому-то надо подготовить почву для возвращения к казням и задать тот самый общественный настрой, после которого законодатели легко повернут руль назад, к расстрелам.

                Сейчас Минюсту с помощью всесильного аппарата Администрации Президента удалось свернуть шею помилованию обычных осужденных. С августа 2001 года Президент не помиловал практически ни одного человека. Сейчас, по предложению господина Чайки, помилование, которое не будет помилованием, хотят перевести под крыло Минюста, и уж оттуда не раздастся ни одного звука о том, сколько и кого мы расстреляем.

                В стране, где большая часть населения, депутаты парламента и даже видные деятели культуры выступают за возвращение смертной казни и заваливают нас осуждающими, угрожающими письмами, трудно говорить о милосердии к осужденным. Но мы верим, что эра милосердия с началом нового века наступит и на нашей земле.

                "Долго ли нам идти?" - спрашивала попадья протопопа Аввакума, которого гнали пешком в ссылку вместе с женой, чтобы в конце концов сжечь живьем на Севере в деревянной тюрьме как еретика. "До конца, мать, до самого конца!" - отвечал неистовый протопоп. Ну что ж, это, видать, и наша дорога, так будем топать по ней - до конца.

Приставкин Анатолий Игнатьевич. Долина смертной тени: роман-исследование. - Москва: Текст, 2002.

Приставкин Анатолий Игнатьевич. Король Монпасье Мармелажка Первый. - Москва: Олма Медиа Групп, 2009.

Приставкин Анатолий Игнатьевич. Собрание сочинений: в 5 томах. - Москва: Зебра Е, 2009-2010.

Приставкин Анатолий Игнатьевич. Все, что мне дорого: [письма, мемуары, дневники]. - Москва: АСТ: Зебра Е, 2009.

Приставкин Анатолий Игнатьевич. Кукушата: Избранная проза. - Москва: СП "Квадрат, 1995.