Общественная организация Центр Чтения Красноярского края Государственная универсальная научная библиотека Красноярского края | ||||||||||
| ||||||||||
|
Юбилеи 3 января исполняется 80 лет со дня рождения поэта
Николая Михайловича Рубцова (1936 – 1971)
Меж болотных стволов красовался восток
огнеликий...
Вот наступит октябрь - и покажутся вдруг журавли!
И разбудят меня, позовут журавлиные крики
Над моим чердаком, над болотом, забытым вдали...
Широко по Руси предназначенный срок увяданья
Возвещают они, как сказание древних страниц.
Все, что есть на душе, до конца выражает рыданье
И высокий полет этих гордых прославленных птиц.
Широко на Руси машут птицам согласные руки.
И забытость полей, и утраты знобящих полей -
Это выразят все, как сказанье, небесные звуки,
Далеко разгласит улетающий плач журавлей...
Вот летят, вот летят... Отворите скорее ворота!
Выходите скорей, чтоб взглянуть на высоких своих!
Вот замолкли - и вновь сиротеет душа и природа
Оттого, что - молчи!- так никто уж не выразит их...
Николай Рубцов
«Бог явил
нам радость и чистоту в виде стихов Рубцова и взял обратно: недостойны», -
написал о поэте Федор Абрамов.
Николай
Михайлович Рубцов родился в селе Емецк Архангельской области, где семья
Рубцовых прожила около года, переехав сначала в Нядому, а затем в Вологду. В
годы Великой Отечественной войны Николай осиротел: в 1942 году умерла мать (а
до этого - две его маленькие сестренки). В семье было еще двое детей – их
разобрали родственники. Отец с 1942 по 1944 г. находился на фронте, больше сведений о нем не было. С 1943 года Рубцов жил в детдоме, в селе Никольском
Тотемского района. На всю жизнь осталось яркое воспоминание — воспитательница
ласково погладила его по голове… В 1950 году поступил в Тотемский лесотехнический
техникум. Получив паспорт, устроился в Архангельске подручным кочегара на
тральщике. Начал писать стихи. В 1955г. приехал в Ленинград. Отсюда был призван
на военную службу во флот. Во время военной службы в Североморске начал печататься.
Работал на Кировском заводе в Ленинграде, занимался в литобъединении «Нарвская
застава». В 1962г. Рубцов выпустил свою первую машинописную книжку «Волны и
скалы». В этом же году Рубцов сдал вступительные экзамены в московский Литературный
институт им. Горького, женится на Г. М. Меньшиковой, а в 1963 родилась дочь. За
дисциплинарные нарушения Рубцова отчислили из института, позднее он все же
восстановился там. Дипломной работой Рубцова в Литературном институте стала знаменитая
впоследствии книга «Звезда полей» (1967).
Судьба Николая Рубцова
сложилась так, что он, как когда-то Г. Сковорода и В. Хлебников, почти всю
жизнь не имея угла, скитался по стране, от села к селу, от деревни к хутору,
просясь на ночлег, а то и располагаясь в стоге сена где-нибудь в поле. Как
свидетельствует петербургский писатель Николай Коняев, «в этой жизни ничего
светлого не было». Творчество же Рубцова уникально, оно является одним из
высших достижений в русской поэзии ХХ века - таково общее мнение специалистов,
занимающихся изучением его лирики.
Рубцов был убит в момент ссоры близкой ему женщиной, в тридцать пять лет. Слава
шла за ним медленно и благословила его уже после смерти.
Елена Николаевна
Рубцова, единственная дочь поэта живёт в Санкт-Петербурге, у нее четверо детей.
Один из внуков поэта, названный родителями в честь деда, Коля Рубцов, трагически
погиб в возрасте 16-ти лет…
«Иногда,
кажется, что более религиозного поэта у нас не было, - полагает православный
священник А. Никулин. - Поэзия сама по себе многогранна - как весь человек или
даже весь народ. Но скрепляется всё в этом мире только высшим предназначением.
Прежде смерти душа самого поэта слилась с небом Родины - только так может
родиться музыкальная тема высокой поэзии - «музыки, которую не слышит никто».
Вот откуда эта причастность благодати, откуда этот «архангельский дождик», эти
тучи, готовые сорваться вместе с душой поэта, с каждым громом!.. Его духовное
одиночество - высокое чувство, так перемежающееся с опытом подвижников
благочестия. В этом чарующая сила стихов поэта - певца русской богоносной
души. Скажут:«...пил, кончил плохо». Нет, это всё та же битва добра и зла
через чувство сердца, именуемая в аскетике духовной бранью и своей
мученической кончиной, впрочем, как у Пушкина и у Есенина, можно верить, Рубцов
победил демона, живущего в его душе, «жало смерти», по слову Апостола Павла».
Из письма В. П.
Астафьева Н.А. Старичковой
… Уж очень много нагорожено вокруг личности и необычной смерти Рубцова.
Поскольку и то, и другое мало кому доступно, личность-то загадочней и крупнее
времени и окружения, то и уподобляют поэта, его дела и содержание души, чаще
всего себе подобной и из страдающей, грустной души выстраивают душонку
мятущуюся и ничтожную.
Пишут чаще всего те, с кем он собутыльничал, при ком вольничал, кривлялся и
безобразия свои напоказ выставлял. Люди-верхогляды, «кумовья» по бутылке и
видели то, что хотели увидеть и не могли ничего другого увидеть, ибо общались с
поэтом в пьяном застолье, в грязных шинках и социалистических общагах. Им и в
голову не приходит, что он так же, как они, не писал, а «сочинял» стихи, и
«стихия» эта органична, тайна глубоко сокрыта от глаза.
Вы точно заметили, каким он аккуратным почерком без помарок писал стихи. А он
их и не писал, он их записывал уже сложившиеся, звучащие в сердце. Он при мне
однажды в областной библиотеке на вопрос: «Как Вы пишете стихи?» ответил:
«Очень просто, беру листок бумаги, ставлю вверху Н.Рубцов и столбиком
записываю», и помню, что хохоток раздался, смеялись не только читатели и
почитатели, но и поэты, присутствующие при этом. Смеялись от того, что им эта
стихия и тайна таланта дана Богом не была, они и не понимали поэта, бывало, и
спаивали его, бывало, и злили, бывало, ненавидели, бывало, тягостно завидовали.
И мало кто по-настоящему радовался. Радовались мы с Марией Семеновной, без
оглядки, без задней мысли, и оттого он часто бывал у нас и часто читал нам
«новое». Я первый, принеся в больницу ему пару огурчиков (огородных), купленных
в Москве, услышал стихи «Достоевский», «В минуты музыки печальной», «У размытой
дороги», «Ферапонтово» и еще какие-то, сейчас не вспомню уж, которые он тут, в
больнице (с изрезанной рукой, об этом первом предвестнике беды отчего-то никто
не пишет), сочинил и радовался им и тому, что я радовался новым стихам до слез,
и огурчикам первым он обрадовался, как дитя, и во второй мой приход сказал, что
разделил огурчики «по пластику» со всеми сопалатниками-мужиками. Тогда же мы
договорились, что по выходе его из больницы мы поедем на рыбалку, на речку
Низьму, где уже бывали всей семьей и где он, после черного запоя пришел в себя,
оглянулся окрест, ходил в лесок и в горсти приносил грибы, ломал на дрова
коряги... Увы, из больницы его раньше срока увели собутыльники, и я увидел его
уже до бесчувствия пьяным, с грязными бинтами на израненной руке. На реку я все
же с ним попал, но в другой раз и на другую, о чем собираюсь написать, и еще
собираюсь написать о том, как он работал над моим самым любимым произведением
«Вечерние стихи», и, верно, нонче напишу, потому как все дела свои заканчиваю и
попробую отдохнуть и «пописать для души».
Скульптор В.М.Клыков изваял памятник Сергию Радонежскому. В середину его, будто
матери, поместил он ангелочка-ребеночка. Вот я всегда мысленно сравнивал
Николая Рубцова с фигурой Радонежского — сверху непотребство, детдомовская
разухабистость, от дозы выпитого переходящая в хамство и наглость, нечищенные
зубы, валенки, одежда и белье, пахнущие помойкой, заношенное пальтишко, а под
ним, в середке, под сердцем таится чистый-чистый ребенок с милым лицом,
грустным и виноватым взглядом очень пристальных глаз — этот мальчик и «держал
волну», охранял звук в раздрызганном, себя не ценящем, дар свой, да не свой, а
Богом данный, унижающим чистый тон, душу, терзаемую самим творцом, как мог
ручонками слабыми удерживал и еще бы с десяток, может, и другой лет сохранял
России поэта, посланного прославлять землю свою, природу русскую и людей ее
забитых и загнанных временем в темный угол. Я думаю, что к шестидесяти годам он
пришел бы к Богу и перестал бы пить и безобразничать...
Недаром же он лепился к Вам, одинокому, порче не подверженному человеку и берег
Вас от скверны и ветреного отношения к слову, Богу и поэзии. Да, да он берег
Вас, я это знаю не понаслышке. Вы ему были нужны, а он Вам. И спасибо, что вы
не запятнали его памяти и не пытаетесь пятнать, спасибо и за то, что не
клеймите убийцу. Она — женщина и подсудна только Богу.
Николай Рубцов
Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны,
Неведомый сын удивительных вольных племен!
Как прежде скакали на голос удачи капризный,
Я буду скакать по следам миновавших времен...
Давно ли, гуляя, гармонь оглашала окрестность,
И сам председатель плясал, выбиваясь из сил,
И требовал выпить за доблесть в труде и за честность,
И лучшую жницу, как знамя, в руках проносил!
И быстро, как ласточка, мчался я в майском костюме
На звуки гармошки, на пенье и смех на лужке,
А мимо неслись в торопливом немолкнущем шуме
Весенние воды, и бревна неслись по реке...
Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно
Во мгле над обрывом безвестные ивы мои!
Пустынно мерцает померкшая звездная люстра,
И лодка моя на речной догнивает мели.
И храм старины, удивительный, белоколонный,
Пропал, как виденье, меж этих померкших полей, -
Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны,
Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей!..
О, сельские виды! О, дивное счастье родиться
В лугах, словно ангел, под куполом синих небес!
Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица
Разбить свои крылья и больше не видеть чудес!
Боюсь, что над нами не будет возвышенной силы,
Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом,
Что, все понимая, без грусти пойду до могилы...
Отчизна и воля - останься, мое божество!
Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды!
Останься, как сказка, веселье воскресных ночей!
Пусть солнце на пашнях венчает обильные всходы
Старинной короной своих восходящих лучей!..
Я буду скакать, не нарушив ночное дыханье
И тайные сны неподвижных больших деревень.
Никто меж полей не услышит глухое скаканье,
Никто не окликнет мелькнувшую легкую тень.
И только, страдая, израненный бывший десантник
Расскажет в бреду удивленной старухе своей,
Что ночью промчался какой-то таинственный всадник,
Неведомый отрок, и скрылся в тумане полей...
По книгам:
Рубцов Николай Михайлович (1936
- 1971). Тихая моя Родина. - М.: Эксмо, 2005.
Коняев Николай Михайлович. Николай
Рубцов. Ангел родины. - М.: Алгоритм, 2007.
По материалам сайтов:
|