Это интересно [9]

[1][2][3][4][5][6][7][8][9][10][11][12]

Толстой имеет для нашего народа и в нашей цивилизации то же положение, такое же значение, какое – будем перебирать с севера – имеет для Швеции Линней, для Англии – Шекспир, Бэкон или Джон Нокс, для Дании – Торсвальден, для Германии – Гете, Меланхтон или Цвингли, для Франции – Мольер или Кальвин, для Италии – Данте или Савонарола, или Микель-Анджело или Леонардо да Винчи… Суть всех этих людей в том, что они выразили величайшую умственную энергию своих народов на природу, на жизнь, на человека. Но точь-в-точь это самое в отношении русского народа сделал Толстой.

По книге: В.В. Розанова «Толстой между великими мира» // Розанов В.В. Собрание сочинений. О писательстве и писателях. – М.: Республика, 1995.

          

Наименование «серебряный век» (русской поэзии) было всего лишь отчужденной кличкой, данной критиками, в лучшем случае, как извинение, а в худшем – как поношение. Сами поэты, еще живые представители этого века, Пастернак, Ахматова, Цветаева пользовались им изредка со смутной и иронической покорностью, не снисходя до открытия спора с критиками. В наши дни название осталось в употреблении историков искусства, критиков и литературоведов как стершийся и утративший свой первоначальный, да и вообще какой бы то ни было аксиологический смысл, но не лишенный жеманности классификационный термин, применяемый за неимением лучшего. В гарвардском курсе по русской поэзии ХХ века (лекция 17 февраля 1967 года) Р. Якобсон начисто отверг «термин Сергея Маковского серебряный век» как «несостоятельный», а «понятие» серебряного века как «неверное и вульгарное искажающее характер этого века, который был великим веком художественного эксперимента».
В ранней обзорной статье и в своей книге о Блоке и Белом «Неистовые поэты» Якобсон пользовался выражением «второй» или «новый золотой век», а в предисловии к его посмертно изданной антологии переводов «Лирика в переводе с русского: символисты и другие» (1972 года издания) впервые появился термин «Платиновый Век русской песни».
Это и в самом деле отличное наименование, преодолевающее крайностей разных точек зрения на век модернизма. Платина ценится не ниже золота, у нее благородный серебристый оттенок, а главное: она – новый металл, открытый в результате научно-технического прогресса в XVIII веке. Неудивительно, что выражение «платиновый век» нравилось Роману Якобсону, который в своей эпохе видел, в первую очередь, век великого художественного эксперимента, век авангарда.

Из статьи: Ронен О. Серебряный век как умысел и вымысел//Материалы и исследования по истории русской культуры. Вып.4. – М.:ОГИ, 2000

          

1. Забыть о стандартах.
2. Извлекать пользу из случайностей и ошибок.
3. Мыслить диаграммой.
4. Не пугаться сложности и технологий. Технологии придуманы для того, чтобы их использовали, вот и все. Не стремитесь к техническим подвигам. Важны только эмоции.
5. Оставаться в рамках искусства для детей. Если ты не нравишься и не понятен широкой публике, это твоя ошибка. Ответная реакция широкой публики – самый лучший стимул. Глас вопиющего в пустыне бесполезен.
6. Верить в то, что искусство влияет на реальную жизнь. Искусство – это способ понять, как устроен мир и как устроены мы сами.
7. Убеждать не агрессивно, а обольстительно. Одна из функций искусства – показывать желанный мир. Видя благополучие и красоту, понимаешь несовершенства реальной жизни. И естественно, думаешь о том, как устранить препятствия, отделяющие нас от мечты.
8. Сколотить костяк из людей, понимающих ваши устремления и действующих точно так же. Во время бесед с ними вам в голову придут идеи, которые не посетили бы вас, останься вы в одиночестве.
9. Сохраняйте в себе свою культуру. И создавайте гибриды с чужими культурами.

По книге: Бернард Вербер. Энциклопедия относительного и абсолютного знания.

          

«Повести Белкина» можно читать двояко. Их можно читать прозаически – как читается проза, т.е. быстро, поддаваясь уносящему читателя нарративному течению, с устремленностью на цель-развязку. Или же так, как читается поэзия, т.е. медленно, останавливаясь на отдельном слове, прислушиваясь к нему… Парадокс «Повестей Белкина»: прозаическое чтение новелл (само по себе вполне допустимое) осуществляет только лежащее на поверхности текста осмысление в русле литературно-поэтических штампов. Чтение же поэтическое способно уловить те новые, неожиданные смыслы, которые заключаются в прозаическом взгляде на мир, в изображении многоликой прозы жизни.

По книге: Шмид В. Проза как поэзия. Пушкин. Достоевский. Чехов. Авангард. С-П.: Инапресс, 1998.

          

[1][2][3][4][5][6][7][8][9][10][11][12]