У каждой книги свой путь к тебе. Книга всегда была тем, что помогает автору найти своего читателя, а читателю - своего автора. Поэтому в этой кассете у тебя есть возможность выбора из шести авторов, а у них вшестеро возрастает возможность отыскать своего читателя. Не исключаю, что тебе, друг, и не нужно будет выбирать, поскольку, на мой взгляд, каждый из авторов достоин твоей любви, каждый из них получил право на твое внимание, победив в поэтическом состязании "Король поэтов".

Игорь Потехин. Чуть ближе… Лирический герой первой книги Игоря Потехина - человек обычный, в чем-то наивный, но напряженно вглядывающийся как в собственную судьбу, так и историю своей родины. Тем не менее, ему хватает ума и смелости для того, чтобы не обвинять нерадивую действительность, а острым и точным языком самоиронизировать и сопереживать настолько, что волей неволей он говорит абсолютную правду. Возвышенное и земное настолько тесно переплетаются в книге, что, сливаясь в единое целое, переходят в новое качество, индивидуализируя каждую строку.

Светлана Ермолаева. На окраине вселенной. Поэзия Светланы Ермолаевой обладает собственным неповторимым обликом. Когда принадлежность стихов автору можно угадать по первым строфам, то, безусловно, автор является личностью яркой, неординарной. Стихам Ермолаевой свойственна особая музыкальность, напевность, ее слог можно назвать классическим, высоким. Интонация, тембр, чувственное состояние, все существо ее поэзии возвышенно и духовно. Она умеет говорить свежо, по-своему, о самых обыденных вещах, как человек, у которого есть настоящие живые крылья души. Вселенная поэзии Светланы Ермолаевой бесконечна и объята великой музыкой.

Анатолий Кобзев. Право на ошибку. У иных кое-как рифмующих индивидов желание задавать свои книги, мельтешить на всевозможных литературных тусовках и прославиться столь велико, что, кажется, направь эту бесплодную энергию бездарности в нужное русло, и можно было бы запустить новую гидроэлектростанцию, сравнимую с Саяно-Шушенской. На этом фоне еще разительней контраст, когда настоящий самородок земли красноярской настолько скромен и неголосист, что сам не спешит издавать свои стихи или вступать в профессиональный творческий союз. Это в полной мере относится к Анатолию Кобзеву, за все свои 40 лет издавшему всего одну книгу, несмотря на то, что стихи его давно уже на слуху у многих почитателей истинной поэзии. Иногда угловатые, как он сам, строки пронзительно искренни, зачастую беспощадны к лирическому герою, исповедальны: читаешь и чувствуешь: такое невозможно подделать в угоду публике, как душу поэта, которую нигде никому не купить, потому что не все в мире продается. И от этого теплей становится на сердце читателя.

Александр Василевский (Шепиленко). Паруса и якоря. Говорят, что любовь и смерть ходят рядом. Может быть, ценой огромной невероятно преданной Любви истинно русского поэта Александра Василевского к своей Родине, к природе родного края, ко всему живому на земле и не могло стать ничто, кроме отданной во имя этой Любви собственной жизни? Тонкий художник, следопыт, натуралист и фотограф, до крика, до боли сердечной любил Саша жизнь и писал об этом так, как уже не дано будет написать никому из живущих. Такова энергетика его строчек. Он нашел свои, особые, самые точные, самые искренние слова, посвященные нашей сибирской земле, тайге, ее растительному и животному миру. Благодарная читательская память навсегда сохранит могучий образ лирика и патриота - поэта Александра Василевского.

Маргарита Радкевич. Нарисуй меня! Поэзию Маргариты Радкевич невозможно рассматривать в отрыве от пристального внимания к ней самой, как цельной уникальной личности, - настолько органично переплетены ее стихи с ее природным артистическим дарованием, умением подать материал, дать почувствовать его фактуру, нерв каждой строки. Строки ее не всегда ровны и безупречны в стилистическом отношении, порой шершавы на вкус. Но то, что этот особый вкус в поэзии Маргариты присутствует - безусловно. Ее стихам зачастую характерны парадоксальность и истинно женский шарм поэтической мысли. Думается, что внимательный читатель сумеет оценить стихи Маргариты Радкевич по достоинству.

Игорь ПОТЕХИН, «король поэтов» (Красноярск)

Хлеб с водкою на подоконнике.

Что толку голову дурить.

О Родине, как о покойнике,

Пришла пора поговорить.

Жаль, разговор не получается.

Слов не хватает или слёз?

Пора о Родине печалиться,

Пришла надолго и всерьёз.

Хлеб с водкою. Уж так положено

Уход из жизни отмечать.

Ну что тут скажешь? По-хорошему,

Пора о Родине молчать.

ДЕТСКАЯ ПРИВЫЧКА

Осталась детская привычка

С мальчишеских бедовых лет

Девчонку дёрнуть за косичку,

Увидеть носик симпатичный

И услыхать «дурак» в ответ.

Сама ты дура, недотрога,

А может быть, я неспроста

Тобой любуюсь всю дорогу!

Подумаешь, задел немного

Метёлку пышного хвоста.

А, может быть, я умудрился

Волос коснуться невзначай.

А, может быть, почти влюбился

В затылок твой, и огорчился,

Что он меня не замечал?

Схватился изо всех силёнок

И ошалел, сообразив,

Что я совсем уж не ребёнок,

Давно пора бы на девчонок

Смотреть как на детей своих.

Но не могу! Жива привычка

С мальчишеских бедовых лет

Девчонку дёрнуть за косичку,

Увидеть носик симпатичный

И услыхать: «Что, спятил, дед?».

Светлана ЕРМОЛАЕВА, финалист конкурса «Король поэтов» (Железногорск)

Мы здесь ненадолго, мы скоро уйдём,

Прольёмся промозглым осенним дождём.

Прольёмся на землю, землёю не став.

Мы поздняя горечь завянувших трав.

Мы больше не будем земными людьми.

Сквозняк за спиною, сквозняк за дверьми.

Смотрите, смеркается, скоро зима.

Ещё никого не спасли закрома.

От вечного холода вечных потерь.

Спасибо, что я улечу не теперь.

Блаженно смотрю на детей и цветы:

Их жизни священны, их жизни просты.

Их ангелы нежно раскрыли крыла.

И я б научилась, и я бы смогла.

А поезд отсчитывал вёрсты бесстрашно,

раскачивал воздух, азартно трубя.

Он в завтра летел, оставаясь вчерашним, -

из солнечной арки под арку дождя.

И ты не узнаешь знакомые травы

в мелькании пестром лесов и равнин.

Ты тайный участок весёлой забавы,

ты тайный свидетель чужих именин.

Проносятся мимо деревья и судьбы.

Как странно увидеть всего лишь на миг.

Вот здесь поселиться, вот здесь отдохнуть бы, я странник безвестный, я Твой ученик.

Вот здесь открывать бы в смиренье страницы,

молитву шептать, зажигая свечу.

Ах, поезд - большая, упрямая птица,

я в поезде скором по жизни лечу.

Смотрю и не вижу, движеньем захвачен.

Азарт и тревога, вперёд и вперёд.

Как будто нельзя по-другому, иначе.

Как будто никто никогда не умрёт.

Андрей ВЛАСОВ, участник III тура конкурса «Король поэтов» (Зеленогорск)

Я всю ночь напролёт

Обнимал твои плечи,

Забываясь, тонул

В чёрных прядях волос,

Говорил без конца

Очень глупые вещи,

Весь пылая внутри,

А по коже мороз.

Поцелуев таких

Как же мне не хватало!

И объятий таких,

И таких синих глаз!

Догорает свеча,

Вот и утро настало,

Но безумных ночей

Будет много у нас.

Я однажды уйду.

И меня не удержат сирени,

Своим запахом сладким

Окутав пейзажи вокруг,

Без прощальных речей,

Растворившись в предутренней тени,

Вслед за жёлтой звездой,

По дороге, ведущей на юг.

Долгожданный покой

Предоставив неистовой плоти

И с балкона швырнув

На погоду последний пятак,

Я задую свечу.

Жаль, старушки у дома напротив

Мне не смогут простить,

Безусловно, обдуманный шаг.

Под снегопадом март дрожит,

Лишь ночи стали чуть короче

Но в сердце оттепель души

Уже бурлит, кипит, клокочет.

Стой, вдохновение, фальстарт!

Душа, поспи еще в постели,

Куда спешить, морозный март,

Весну лаская в колыбели?

Еще свирепствует зима,

Хрустит асфальт, спешит прохожий,

Стоят продрогшие дома,

Обитые цементной кожей.

Еще срывают снегири

С рябин потрепанные кисти,

И серебрятся фонари,

И снег, как сотни белых листьев,

А на душе поёт весна

Водою талой отовсюду!

Зеленоглазая страна,

Людьми приравненная к чуду!

Зовёт простор больших морей,

И вот, под сумерки в ненастье

Корабль мой скинул с якорей

Пленительную бухту счастья.

Отдал швартовые концы,

Отчалил и вошёл в фарватер,

Его могучие винты

Кромсали бухту, словно вату.

Кричали чайки за кормой,

Качались скальные скульптуры,

Когда омыло вдруг волной

Мой лайнер море авантюры.

И лишь густые облака

Цеплялись днищем за вулканы,

Но что волна для моряка?

Пустяк и шторм для моремана.

Сиянье яркое зарниц

Немало вызвало улыбок,

Корабль бросала сверху вниз

Волна немыслимых ошибок.

Маргарита РАДКЕВИЧ, участница III тура конкурса «Король поэтов», 2004 год. Красноярск.

Я справляюсь со всем,

Но, увы, не с собой,

В этом сердце признаться не хочет.

Вновь тихи вечера,

И сжимает в груди,

Я смотрю в отражение ночи.

Я б хотела сейчас

ощутить её даль

и помчаться вперед, к этой дали.

Моя прошлая жизнь

представляется сном

и я смело лечу без печали.

Я блуждаю в ночи,

но не тягостна мне

эта ночь –

её нежные руки.

Я встречаю тебя,

отблеск нового дня,

провожая сомнения муки.

1

Ты с девственным взглядом

И плотскими мыслями.

Ты так соблазнителен,

Что просто немыслимо.

И секс для тебя – просто спорт.

Это – истина.

Манеры отточены безукоризненно.

Запросы души твоей

Явно большие.

Но игры ночи

Ты приемлешь любые.

А утро приходит,

Встречая рассветы,

Внутри пустоту

Не заполнив при этом.

Но новая ночь

Приключением манит.

Неужто она ожиданье обманет?

2

Ты шел победить,

Ты шел завладеть.

Ты шел свою песнь

Дон-Жуана допеть.

Ты – дьявол ночи!

Ты – мастер страстей!

Ты знал очень много

Скрытых мастей.

Ты сети расставил,

Сквозь них я прошла.

От чувств не растаяв,

С ума не сошла.

Хочу я с усмешкой

Закончить свой стих.

Тебе я отвечу:

«Видали таких!»

Фиолетовый снег. А такое бывает?

Я в бессоннице мыслей куда-то бреду

По колено в снегу. Этот снег не растает,

Но своих же следов я потом не найду.

Может, это не снег? Может, это страницы,

Что исписаны мной, и назад нет пути.

Смысла нет убегать, смысла нет торопиться,

Фиолетовый снег не позволит уйти.

Фиолетовый снег от тебя не спасает,

А, напротив – к тебе безотчётно несёт.

Фиолетовый снег никогда не растает.

Фиолетовый снег никогда не сойдёт.

День не ладился с начала:

Утром – кофе разлила,

За подругой забежала,

Так её и не нашла.

Где-то ноги промочила,

Потеряла кошелёк:

Там немного денег было,

Но обидно…

Вот денёк!

У туфли каблук сломала,

После… на беду свою –

Будто горя было мало! -

Тебя случайно повстречала.

Тебя и девушку твою.

Давай чуть-чуть побродим под дождем,

Как в детстве очарованно-наивном.

Под козырьком подъезда переждем

Мгновения разнузданного ливня.

А дальше будет просто легкий душ,

И знаю я, что он в какой-то мере –

Бесхитростный бальзам для наших душ,

Удачно распыленный в атмосфере.

Пусть будет каждый под своим зонтом, -

Быть под одним – причины недостанет,

И каждый сможет помечтать о том,

О чем другому говорить не станет.

У каждого найдется пара строк,

Созвучных дроби капель по асфальту,

И явит нам вдогонку водосток

Свое густое, сочное контральто.

Прозрачная и теплая вода

Ласкает щеки, волосы и плечи.

И за обиду не сочти, когда

Ты спросишь, а я сразу не отвечу.

Едва ли мы запомним этот дождь, -

Судьбы предначертанья нам незримы,

А может быть, когда-нибудь поймешь,

Что песни и дожди неповторимы.

Подрезка деревьев – процесс исключительно тонкий.

Лишь только побег устремится немного в сторонку,

Недремлющим стражем встревает холодный металл.

И падает вниз, словно мачта, сраженная штормом,

Все то, что выходит за рамки указанной формы.

Ведь ты украшаешь собою центральный квартал!

Такая цена привилегий, такая расплата

За то, что в престижное место посажен когда-то,

За честь быть представленным в этом элитном ряду.

Прекрасно быть деревцем вольным в какой-нибудь роще,

Подальше от ножниц, где жизнь веселее и проще.

Там солнца поменьше, зато не у всех на виду….

В изгибах веток мне почудилось лицо.

Мужской…, а вот и женский тонкий профиль.

Объятья рук, сомкнувшихся в кольцо,

волос сплетенье… Пью остывший кофе,

не в силах оторваться от окна,

от наблюдений за игрою ветра.

Усталая душа моя больна

и одинока. Настроенье «ретро».

Всё призрачно. Понятны только мне

канва ветвей, игра лучей и тени.

Так и в душе моей, на самом дне

сплелись в узор печали и сомненья.

Я был ночью обласкан котёнком.

Для него это шалость, игра.

Я же, нежно его, как ребёнка,

Согревал на груди до утра.

С коготками игрушка живая,

С раздраженьем его голосок.

В бороде у меня застревая,

Он искал материнский сосок…

Когда закатится последняя звезда,

И блики на иконах отыграют,

Тогда заглянет ко мне в гости пустота

И приведет к такой границе рая,

Где заблуждения, надежды и мечты

Исчезнут и покроются туманом;

Растает ощущенье красоты,

Затянутся полученные раны.

Я засмеюсь, счастливый и слепой,

Простившись со своей земной душою.

И буду у обрыва ждать прибой.

Но только не дождусь в раю прибоя.

Я буду проклинать свои грехи,

Оплакивать минувшие утраты,

Сожгу свои никчемные стихи,

Застынув в ожидании награды.

Столкнусь и я с немою тишиной,

Где буду жить в достатке и блаженстве.

Там будет совершенство и покой.

Но я-то не нуждаюсь в совершенстве…

Я режу на кусочки хомячка,

Показывая внутренности свету.

Когда распотрошу я дурочка,

То с тушкою направлюсь к туалету.

Поток воды бурлящею рекой

Уносит хомяка навстречу славе.

Он уплывет и обретет покой

В какой-нибудь обширнейшей канаве.

Его убогий и ничтожный хвост

Мне помахал: «пока», и тушка смыта.

Быть может, хомячок попал на холст

Какого-нибудь там Рене Магритта…

И, уплывая в призрачную даль,

Он видит сны (хотя без мозга – сложно).

Хомяк подох. Его, конечно, жаль.

Но, может, оживет. Ведь всё возможно!

Что на прощенье? Только улыбнусь,

Вернусь на кухню и займусь печенкой.

Хомячью печень сжарю. Ну и пусть

Один не съем, а поделюсь с сестренкой.

Убил и съел я хомяка. Ну что ж…

А где-то впереди маячит лента…

Что смотришь, кот? До завтра доживешь.

Такая жизнь голодного студента.

Дворники расчесывают травы,

Пирамиды возводя, шатры…

Ну а ветер, неуемный малый,

Вновь разносит жёлтые листы.

И, как хулиган неисправимый,

С новой силой ошалело бьёт.

И, замедлив шаг, идущий мимо

Скажет, чуть вздохнув: «не соберет…»

Превратятся пирамиды в пепел,

На земле оставив серый след.

Зря старался неумный ветер –

Больше не увидеть им рассвет.

Так и мы, как эти листья ляжем.

Все, кто как прожив недолгий век. Только помнить будет жизни наши

Ветер ещё сотни, сотни лет.

Закончив дела огородные,

Буду стихи писать.

Рифмы – собаки голодные

Рвутся листы кусать.

Я их держала на привязи,

Но оборвалась цепь.

Не удержала – вылезли.

Сил больше нет терпеть.

Гремели где-то

Раскаты грома.

Я, как обычно,

Сидела дома.

Сидела дома.

Одна. Скучала.

Раскаты грома –

Грозы начало.

Но в двери тихо

Вдруг постучали.

И сердца струны

Все зазвучали.

Звучали струны,

Почти что пели!

…Стучали тихо.

К соседям

В двери.

Ночь наступала.

«Мессером» подбитым

С горящим шлейфом

Падала звезда.

Она упала.

В море недопитом

Взревела брызгами

Шипящая вода.

Кричали чайки

И за упокой светила

Бросали в марево

Белесые цветы….

Кипящий чайник.

Разливай, что было,

Идем эвакуировать

Мечты!

Не печалься!

Я, как чайка, -

Я вернусь.

От зачатья

До распятья –

Только грусть.

Не робея,

Не жалея,

Позабудь.

По нетоптаной

Дороге

Двигай в путь

В многолюдный

Полноводный

Город сна.

Ты теперь

Навек свободна.

Ты – Весна.

Отрастают

После стрижки

Крылья – пусть!

От зачатья

До распятья

Только грусть.

Троллейбус. Ночь.

Плывут ничьи пространства. С небес свисает нитка бус, мигая.

Гостеприимна ночь и одинока.

Висячий мост над чёрною протокой,

Дымящей Стикса спящим кипятком,

Так запредельно одинок,

Так нереален,

Что эту ночь он не перекемарит.

И по цепочке, дрожью фонарей,

Рассыплется в бесстрастное пространство.

Но кто тебя обнимет, ночь, за плечи?

К себе прижмет упругий влажный батик?

И выпьет чёрный твой бальзам – до дна?

О ночь! Увы!

Никто не посягает.

И – дело решено, - ночь льёт гуашь

С бальзамом пополам, одна.

Переполняя бухты и заливы

Наисвежайшей мглой печали,

И дарит всю себя, тотально, -

Оцепенелым островом, - в придачу

К невиданной доселе благодати

До утра сотворенного безлюдья

В одной из жутейше-обычных общаг,

Где плесень прописана в тухлых углах,

А солнечный свет контрабандой пропах,

Остов турникета,

Скелет из скелетов,

Вращается-щается

В общих борщах.

Основ этикета несложен реестр –

Усвоишь в момент, если пустят в подъезд

Обшарпанных лестниц считать этажи,

Попав в этот сюр, чтобы вы-жить,

Не-жить.

Навстречу галдящие люди спешат,

Оплеванных клеток обжившие ад,

Привычные к аду,

Не так уж просты.

Их жизнь здесь отр-Ад-на,

Знакомства густы:

На 9 квадратов по 7 квартирантов.

Их дети умыты украденным «крантом»,

Наряжены в банты, в детясли с утра

Идут коридором вдоль мусорных вёдер;

И в класс выпускной – с безупречным пробором –

Меж вёдер, меж вёдер, меж вёдер, меж вёдер.

А кое-кто вынесен вон со двора,

Отр-Ад-Но поживший,

Меж вёдер,

Спешивший вперед,

В белых тапках,

На выход –

Ур-ра…

Когда солнце становится чёрным.

Когда падает снег летом.

Раздаётся отчаянно-гордый

Крик.

Поэтов.

Они собираются в стаю.

И расправляют крылья.

Они, не спеша, взлетают.

Не спеша,

Но всё-таки

Сильно,

Высоко.

И сжигают тайны.

И срываются с неба дружно.

Послушайте!

Если поэты летают –

значит – это кому-нибудь нужно?...

В меня капля за каплей вливается дождь.

Он устал, как и я, повторяться в дождинках.

Все сегодня укрыты фактурностью кож.

Я иду без зонта, в каблучистых ботинках.

Я по лужам трамвайно иду, напролом.

Кто-то там наверху дал прогноз настроенья,

Кто-то знал, что вчера я дышала дождём,

Даже если была откровенно весенней.

Мне нужна эта пыльно прибитая грусть,

Этот гром, этот бум недовольной природы.

Я иду и учу провода наизусть,

Чтобы люди считали меня сумасбродной.

И хочу утонуть в обезумевшем дне,

В сутках, в месяце, в веке, в минуте, в неделе,

Чтобы дождь вновь и вновь задыхался во мне,

Чтобы те, кто вокруг, удивленно глядели.

Дождь идёт. Я за ним. Каждый прячет лицо,

Каждый делает вид: мы совсем незнакомы,

Он устал, как и я, быть для всех подлецом.

Дождь молчит. Я молчу. Промокаю нескромно.

Сибирская осень чиста и невинна.

Суровую мощь Енисей распростёр.

Поспела калина, пылает калина

В усадьбе Астафьева, словно костер!

Широкие лавки, окрашенный столик,

И гроздья калины ложатся в ладонь.

Открыт для любого ухоженный домик,

И в печке приветливо светит огонь.

А горечь калины уже сладковата.

Она от мороза сочнее ещё.

Какая утрата! Какая утрата!

Невосполнимо пространство её!

Сибирская осень чиста и невинна.

Суровую мощь Енисей распростёр.

Поспела калина, пылает калина

В усадьбе Астафьева, словно костер!

Нынче небо, словно после стирки.

И вдали, над кромкой синих вод

Зачехленной белой бескозыркой

Маленькое облачко плывёт.

И меня не покидает чувство,

Что под этой чистой синевой

У зеленокудрых сосен бюсты

Лучше, чем у женщины любой.

Красоту мы познаем в сравненье,

Так, по крайней мере, говорят.

И на сопке, вставшей в отдаленье

Задержался мой влюбленный взгляд.

Как она стройна и величава!

Загляделся светлолицый день.

Это для него она лукаво

Облачко надело набекрень.

Усмотрев у волн в скороговорке

Горький холод будущих измен,

Это для него она на зорьке

Плащ тумана скинула с колен

Я – белая птица, свободная птица,

Над серой землею кружусь и кружусь.

Людей вижу души, в них злоба таиться…

Устала летать, а спуститься боюсь.

Мне некуда деться, мне негде укрыться,

Кругом поджидают опасность и смерть.

Я – сильная птица, я – гордая птица,

И сколько смогу, столько буду лететь.

Отраженье солнца спит

В лета пламенной надежде,

Ложь опустошений прежних

Вновь удастся ли забыть?

Но маячит красота

Между лепестков июля,

В недра глубины нырнула

Неземная простота.

И разлился вдруг извне

Свет, закрученный в воронку,

Осязаемый и ломкий

В беспроглядной тишине.

(басня)

Поэту как-то Бог

Послал для строчки рифму.

За стол, поэт сей, взгромоздясь,

Углу пустому помолясь,

Писать уж было собрался…

Да призадумался.

На ту беду

Жена с работы прибежала.

Другая, сразу б завизжала:

- Бросай перо! Одень носок!

Послал же мужика мне Бог!

Нет, эта хитрая лисица

Таких не ведала амбиций.

Плутовка

К гению на цыпочках подходит,

Задком вильнув,

С поэта глаз не сводит.

И говорит,

Так сладко, чуть дыша:

- Ах, как поэма хороша!

И что за рифмы, что за связки…

Рассказывать –

Так прямо сказки!

Какие образы!

Какой сюжет!

Тебя, мой Пушкин,

Гениальней нет!

Пока ж, пройдись, мой свет,

По магазинам.

И вот поэт

Уже с корзиной.

Летит за сырам в небеса…

Вскружила голову, лиса!

Поэт, не будь перед женой вороной-

Поэзии нет более урона!

У меня ничего не болит,

Ничего, не считая души.

В синем небе кричат журавли,

По протокам шуршат камыши,

Шелестит опадающий лист.

Ах, какая настала пора!

Журавли вы мои, журавли,

Я совсем не хочу умирать!

Я ещё ничего не успел

В этой жизни понять хорошо.

Я и песен своих не допел,

И до цели своей не дошёл.

Всё, что делал, я делал не так,

Что любил, - не ценил, не берёг.

Я об этом узнал по листам

Облетающих в душу берёз.

И теперь перед жизнью вдвойне

Мне за всё отвечать суждено:

И за то, что случилось при мне,

И за то, что случится должно.

Птичий крик растворился вдали,

Замолчали, уснув, камыши.

У меня ничего не болит.

Ничего. Не считая души.

Он был не бедным, не богатым,

Он был не щедрым, не скупым.

Он был простым аристократом,

Он был не сложным, а простым.

Он говорил, что мир наш тесен.

Он отрицал большой успех.

Он не любил весёлых песен,

Хотя смеялся громче всех.

Он не судил о смысле жизни,

Он презирал и рай, и ад.

Он разговоры об отчизне

Не заводил, как все подряд…

Он не боялся удивляться,

Хотя и не был слишком смел.

Он мог бы до небес подняться,

Когда бы только захотел.

Он был умён, талантлив в меру…

И если б не курил «травы»,

Мог бы пробить себе «карьеру».

Но он курил её – увы.

Утро, белый подоконник,

Синие цветы.

За окошком ветер гонит

Рыжие листы.

Простынь в розовый горошек,

Чёрная вуаль.

День вчерашний тихо прожит -

Ничего не жаль.

Серой мглою меркнет небо

С тучами колец,

Как сейчас хотелось мне бы

С солнцем под венец!

Чтоб росою раствориться

В аромате трав,

Чтоб дождем с небес пролиться,

Реки расплескав.

Вечер капает повидлом

В сладкие духи,

И опять мне станет стыдно

За свои стихи.

Строчки скачут друг за другом

В фейерверке фраз,

Рифмы плавают по кругу,

Буквами давясь.

Упадёт листок бумажный

Из окна в траву,

Мне теперь уже неважно –

Всё равно порву.

Мне сейчас услышать сложно,

Что в себе ношу.

Позже как-нибудь, возможно,

Лучше напишу.

Мои руки-лодки,

Устали не зная,

Плавают по телу

Твоему, ласкают.

Плавают – ласкают,

Ищут кудри-волны…

Как же твои локоны

Чёрные покорны!

Плавают, ласкают,

Им не оторваться.

Знают руки-лодки:

Скоро расставаться.

Опущу я руки

Глубоко в те волны…

Пусть они утонут.

Пусть они утонут.

Не зажигая свет,

Думая, что я сплю,

Молча смотришь в окно,

Нервно торопишь зарю.

Будешь опять уходить,

Пряча вину в глаза.

Манит безвестность дорог,

Ветер надул паруса.

Значит опять провожать,

Губы в улыбке сжав.

Ты не сумел без дорог –

Я научилась ждать.

Жестом, привычным уже,

Спичкой рассеяв мрак,

Снова зажгу на окне

Свечки оплывшей маяк.

Только шагнул за порог –

Дом зазвенел пустотой…

Знаю, уже началось

Твоё возвращенье домой

Волки в клетке учинили драку.

Бился в сетке бешеный фазан.

Ты спросила, глядя на макаку:

- Неужели мы от обезьян?

Обезьянка строила нам рожи.

Ты сказала: - Жуткие дела…

Хорошо, что мы родились позже.

Я б за обезьяна не пошла!..

Хотел наладить обстановку,

Когда меня ты разлюбила…

Но ты ушла… Купил верёвку,

Кусок хозяйственного мыла…

В семейной жизни много трещин,

И денег нету на обновку:

Перестирал я свои вещи,

Сушить повесил на верёвку.

Я откинул прочь еду,

Я вскочил не без волненья:

Бабы голые в пруду

Заблажали о спасеньи.

- Помоги нам, мужичок!

Мы попали в чьи-то сети!...

Я на помощь со всех ног.

Эти бабы, словно дети!

Больно мне подчас смотреть

На бесстыжие натуры…

Я на рыбу ставил сеть,

А попались эти дуры!

Мягко, неслышно ступая идёт,

Хвост над собою неся гордо,

Как апельсин на снегу – рыжий кот

Полосатая морда.

Толстые щёки, округлый живот,

Хвост, как пуховка, на лапах – опушка.

Даже не верится, что это – кот!

Кажется – меховая игрушка.

Дождь ночной еле слышно шуршит за окном, прерываясь порывами ветра.

Как прозрачный кисель, темнота с тишиной облепляют, мешая дышать.

Шелест мокрой листвы, скрип далёкой двери прошивают оглохшие метры.

Отодвинув назад окружающий мир, предлагают навязчиво спать.

Одиночество шилом вонзается в грудь, всколыхнув забродившие мысли.

Запершило в носу, спазмом сжало гортань, принудив учащенно моргать.

Фосфорический свет темноту расколол. Словно капли, минуты повисли…

Сердце, строгим ошейником сжав, дождь ночной продолжает шуршать…

Стрелка на колготках.

Смазана помада.

Разорвалась стока.

Так тебе и надо!

Замаралась кровью.

Потекла подводка.

И солонку с солью

Уронила в водку.

Обожглась сигарой.

Захмелела очень.

Мой любимый парень

Умер прошлой ночью.

По рукам течёт малина,

Я опять играла с ножичком.

А в мозгу твердеет глина.

Я её мешаю ложечкой.

Не хочу я быть хорошей,

Вот бы взять – одной напиться,

Ночью попинать прохожих,

Закурить, заматериться.

Я сегодня буду кладбищем,

Накопала уже ямочки.

Сею в них обиды адище,

Закопаю в белых тапочках.

Я хочу чайку с бензином,

А потом закушать спичечкой.

По рукам течёт малина,

Скоро вся меж пальцев вытечет.

А слёзы так же падают в траву

С хрустальным звоном бьющейся мечты.

Ты никогда не видел наяву,

Как падают сгоревшие мосты.

Ты думал: этот мир и гол и прост,

А ты – его единственный король.

И ты без страха сжег последний мост,

Не ведая, что причиняешь боль.

Как птица с переломанным крылом,

Горящий мост сорвался в пустоту.

И больше ты не вспоминал о нём…

А я… А я стояла на мосту…

Прокатившись колобком

По растаявшему снегу,

Раскаленным угольком

Опустилось солнце в реку.

И сошла на землю тень,

Словно в старой доброй сказке.

Кисть, вода, цветные краски:

Я рисую новый день.

Солнце будет золотым,

Ярко-синим будет небо,

Пёстрой радугой – цветы;

День - таким, каким он не был.

Я устала – ну и пусть,

Я рисую жизнь иную.

Знаю: если не возьмусь,

То никто не нарисует.

Взмываю над городом к солнцу, что, грея, не жжет,

Раскинувши крылья, лечу над знакомою землёю,

Не ведая, сколько продлится свободный полёт.

Забыв о камнях и о пропасти, что подо мною.

Свободный полёт. Он звенящую радость несёт,

Скорее похожий на сон, на мираж, на виденье.

Лишь небо, лишь солнце, лишь ветер… Свободный полёт…

Свобода! И жизнь – не цена за такое мгновенье.

Лечу, невесома, как воздух, как звёздная пыль,

Забыв обо всём, навсегда превратившись в движенье,

Забыв непомерную тяжесть изломанных крыл,

Забыв, что и впредь неминуемы будут паденья…

Лечу, растворяясь и тая в закатных лучах,

Не белая птица, не ангел и не святая…

Как тяжек мой груз на почти невесомых плечах…

И всё-таки – видите? Видите! Я улетаю.

Ты подарил мне два счастливых дня,

Что с точки зренья вечности – мгновенье.

Лавина чувств подобна наводненью –

Её девятый вал накрыл меня.

Предательски глаза кричали: «Да!»,

А губы робко слово «Нет» шептали,

Но устоять они могли едва ли:

Сомнения сгорели без следа.

Неведенье влюбленным – божий дар,

И, счастье вновь у вечности воруя,

Они парят в пространстве поцелуя,

Внезапного, как солнечный удар.

И от беды грядущей заслоняя,

В тот миг любовь берёт своё начало.

И это тоже, в сущности, немало –

Ты подарил мне два счастливых дня!

Я слишком много выпила вина,

И пусть осудит сплетница-молва,

Моя душа сейчас обнажена,

И рвутся с губ правдивые слова.

Я не смогла слукавить, спору нет.

Сказала прямо: «Я тебя люблю!»

Пусть говорят, что ты – не пара мне,

Тону в любви, а может, во хмелю.

Скорее мне ладони протяни

И заслони от холода и бед.

Во всей Вселенной мы сейчас одни,

И ярче звёзд – в глазах любимых свет!

Целуй меня, с собою позови,

Твоя душа родная так нежна…

Я слишком много выпила любви

И от неё пьяней, чем от вина!

Я забываю город этот,

Зависимость от тайных чар,

Тот час, что я не замечал,

И ты не медлила с ответом.

Забыть бы мне ещё и сон,

Где ты так искренне любима,

И счастье чувственно и зримо,

Как свет, течёт со всех сторон.

Но нынче мне лишь свет полночный

Да ветер скорый за окном

Напомнят истины проточной

Неузнаваемый наклон…

Темной ночью в магическом круге луны

Напои моё сердце волшебным зельем,

Пусть в нём будут бутылке две тишины

И ещё пять маленьких капель веселья.

Потребность оторваться от земли,

Потребность раствориться в сне морозном,

Потребность быть, кем быть мы не смогли,

Потребность говорить о несерьёзном.

Потребность жить любовью, её одной,

Потребность душу выложить на блюдо,

Потребность слиться с льдистой белизной,

Потребность помнить то, что я забуду.

Потребность прогуляться у пруда,

Потребность меда и потребность соли,

Потребность быть собой во всем всегда,

Потребность окрылено-звёздной воли.

Потребность обнимать своих друзей,

Потребность танцевать при лунном свете,

Потребность видеть Лувр и Колизей,

Потребность слышать, как смеются дети.

Потребность нюхать, не сорвав, цветы,

Потребность верить в непременность чуда,

Потребность ждать, что сбудутся мечты,

Потребность бить ненужную посуду.

Потребность петь, не пряча чувств своих,

Потребность кошку гладить осторожно,

Потребность мир вместить в короткий стих,

Потребность делать то, что невозможно.

«…Ты и нежный и хороший,

Но какой-то не такой.

Как же ты понять не можешь,

Что судьба мне быть с тобой!»

П.Бекешева

Вот поле, лес, вот дом родной!

Но ты – какой-то не такой!

Вот прясло, а за ним – река.

И я, кака-то не така…

А там, за пряслом, у реки –

Две бабы бьют половики,

Каки-то тоже не таки…

И знать, судьба наша така:

С тобою вместе быть пока.

И вместе мыть половики

За нашим пряслом, у реки.

«От сумасшедших поэтесс

Меня весной спасает лес…»

Николай Ерёмин

От сумасшедших поэтесс

Меня весной спасает лес.

Ведь всем известно, что весной

У них не ладно с головой:

Зарезать могут, захлестнуть

Так, что и глазом не моргнуть!

Боюсь по улицам ходить,

Меня им запросто убить!

И, если б не ближайший лес,

Я стал бы жертвой поэтесс!

«Звёзды глядят нагишом

А мне лучше и лучше,

Всё, мне хорошо.»

Т.Учеватова

Оголилось мирозданье.

Звёзды смотрят нагишом!

Я иду домой с гулянки

И мне стало хорошо!

Всё скорей с себя сняла я:

Что-то вверх, а что-то вниз!

Объявляется вселенский

ГОЛОктический стриптиз!

Угрюмые, богом забытые,

Уставшие, хромые, убитые,

Нестройные, жалкие, чёрные,

Безликие и покорные

Мои стихи.

Свежие, безумные, сильные,

Далёкие, звёздные, синие,

Летние, тёплые, ласковые,

Властные, жгучие, страстные

Твои слова.

Странные, бесконечные,

Живые, молчащие, вечные,

Мимолётные, печальные,

Лиловые, отчаянные

Мои сны.

Стальные, холодные, серые,

Родные, глубокие, верные,

Блестящие и бездонные,

Прекрасные, околдованные

Твои глаза.

Твои стихи в моих словах

Навсегда.

Твои сны в моих глазах,

Как всегда.

Где же ты, чертёнок ласковый,

И в каких краях беснуешься?

Обаятельными глазками

На кого теперь любуешься?

Колдовское зелье терпкое

С кем ты пьешь, моё сокровище?

Кто она? Колдунья цепкая

Иль прекрасное чудовище?

Чую я: в трясину вязкую

Ты попал – не образумишься.

Где же ты, чёртенок ласковый,

И в каких краях балуешься?

А ты рассуждал, где поставить тире

И где невозможна совсем запятая –

В затеянной мною словесной игре

Ты видел лишь текст, волшебство отметая…

Безжалостно правили жёсткой рукой

Мои беззащитные, лёгкие строчки,

Не зная, что спрятано чудо-строкой,

Хотя так прозрачно её оболочка.

И, право, мне было смешно наблюдать,

Насколько сёрьёзно идут изысканья.

Однако ты так и не смог отыскать

Единственно правильный «знак препинанья».

Стихи на бумаге безлики, мертвы,

Живыми их делает голос и сердце –

Так ветер вдруг ворох опавшей листвы,

Шаля, превращает в безумное скерцо;

Так пальцы, коснувшись гитарной струны,

Мир делают ярче, добрее и чище;

Так путник, вернувшись из дальней страны,

Восторженный, входит в родное жилище.

И слово тогда и поёт и звени,

Когда к стихотворству причастна стихия –

Тогда бытием вдруг становится быт

И звёздными судьбами – судьбы земные.

А ты рассуждал, где поставить тире…

Июль. Прибрежный луг. Велосипед.

Над Енисеем розовая дымка.

Я на тропинке. Мне пятнадцать лет.

Гляжу чуть удивленно с фотоснимка.

Всё впереди. Ещё не знаю я

Твоей улыбки. И прикосновенья.

Но чертит круг мой циркуль бытия,

И близится заветное мгновенье.

Всё впереди. И радость, и печаль,

И первой смерти страшное явленье.

Река уходит в северную даль,

Неумолимо времени теченье.

И за волной волна, за часом час,

Песчинка за песчинкой уплывает.

Жизнь сталкивает и разводит нас,

И сердце от потерь изнемогает.

А на лугу – не ведая утрат,

С велосипедом девочка на снимке:

Широкий горизонт, весёлый взгляд,

И будущее в розоватой дымке.

Как звучала я – помню, знаю!

Та мелодия всем известна.

Но, расстроенная струна – я,

Музыканту неинтересна.

Оборвёт он меня с презреньем,

Ведь всю жизнь он живёт по нотам!

Точно выверенным движеньем

Он исполнит, что быть должно там.

Обратить на меня вниманье –

Недостойно его величья.

А ведь мог бы он, при желанье,

Излечить от косноязычья.

Мною стоит ему заняться,

Я живы ещё для мелодий!

Чистота моих интонаций

От его мастерства исходит!

Слухом редкостным обладая,

Не услышать моей печали?!

Как звучала я – помню, знаю!

Почему меня оборвали?

- Куда идёшь?

- В СВЕТЛУЮ РОССИЮ.

- Что несёшь?

- ЛЮБВИ МУДРУЮ СИЛУ.

- Путь далёк и труден.

- Какой уж есть – мой.

- Дойдешь ли с раненой грудью?

- Так ведь ГОСПОДЬ со мной!

Всё кончено –

И слёз – нет.

Всё собрано

В один букет –

так бывает

после похорон –

ни цепей тебе,

ни тебе корон.

Полный проигрыш

пью до дна.

Горькой участи

как ЛЮБВИ верна.

Я и в радости

чересчур пьяна,

мне и жизнь нужна,

мне и смерть нежна.

А всего верней

и всего трудней

РОДНИКОМ служить

для людей…

И бессильную

продолжают бить.

Растоптали –

чтобы попить.

У деревьев ветерок

Шевелит верхушки,

На берёзовый сучок

Села вдруг кукушка.

Шмель пушистый пролетел

К синей незабудке,

Пёс лениво засопел,

Лёжа в тёплой будке.

Над рукой пищит комар,

Видно хочет впиться.

Ну, а кот, хотя и стар,

Прыгнул за синицей.

По земле бежит паук,

Торопясь куда-то,

Одинокий слышен звук,

Чей лишь непонятно.

Лесная свобода,

Где жизнь, словно сказка.

Волшебной природы

Манящие краски.

У сосен могучих

Прямая осанка.

На ветках колючих

Спят тучи-беглянки.

Берёзы-старушки –

Горбатые спины

Всё тянут верхушки

К небесным вершинам.

Царит колкий холод.

Сосну-великана

Клюв дятла, как молот

Дробит неустанно.

Здесь воздух приятен.

На снежных просторах

От солнечных пятен

Цветные узоры.

Подарок природы:

Забота и ласка.

Лесная свобода,

Здесь жизнь, словно сказка!

- Что за шорох? Слышишь?

- Слышу!

Это кот залез на крышу.

- Неужели там на крыше

Обитают злые мыши?

- Нет.

Под тусклым звёздным светом

Кот для кошки серенаду

Промурлычет, а в награду

Будет с кошкой до рассвета.

- Свет вдали ты видишь?

- Вижу!

Это башня над Парижем.

Неужели светит башня

Людям было чтоб не страшно?

- Нет.

Горит она во мраке

Для влюблённых, словно вспышка,

И несмелому мальчишке

Посылает сверху знаки.

Аромат вдохни!

- Вдыхаю!

Все цветы благоухают.

Неужели все без света

Распустились ночью этой?

- Да.

Цветы для нас с тобою

Расцвели в покровах ночи,

И скажу я, между прочим,

Что люблю тебя давно я!

Буквы письма растворяются

в соленых лужах.

Я не одна, рядом мой

нарисованный ужин.

Ночь – день, день – ночь, ответь,

Кому это надо?

Осень в весеннем наряде

опять без пригляда,

Чувства, как детский конструктор

в домик сложила.

Вновь обменяла доброе шило на мыло.

Я умираю, вечером, в субботу.

Когда одна и чай давно простужен,

Когда не радует любимая работа,

И вкусный ужин никому не нужен.

Я умираю, вечером, в субботу…

Слышишь, тихо, тише мыши

Ночь карабкаясь по крыше,

Запуская в душу лапу,

Платит сном свою квартплату.

Слышишь, лай невесть откуда.

Тени – кенгуру, верблюда-

Как-то странно хороводят

В такт воды в водопроводе.

Слышишь, смирно спят соседи,

Будто бурые медведи,

Даже лифт уснул бедняга,

Верный друг и работяга.

Слышишь, город добрым сном,

Околдован, спит, как слон.

Только мне совсем не спится

Очень хочется влюбиться…

Я сдавал бутылочку целую, небитую,

Дали за бутылочку мне бумажку мятую.

И теперь душа моя, водочкой умытая,

Очень успокоена этакой оплатою.

Хорошо с бутылочкой мне сидеть на камешке,

Огурцом закусывать смачно зубохрустовым.

И пускай прохожие разевают варежки -

Сами виноватые, что такие грустные.

Сами виноватые, что душою грязные,

Денежки попрятали в свиночки-копилочки.

У меня есть способы умыванья разные:

Вот закончу с водочкой - сдам еще бутылочку.

В третий раз, ошибаясь подъездом,

Без лифтов, чье отсутствие странно,

А присутствие столь бесполезно

Мы тащили с тобой фортепьяно.

Вспоминали мы словом небольным

Музыкальное образованье.

Только был бы ребенок довольным

Подрастроенным нами звучаньем.

Мы ведь тоже на музыку падки

Мы и сбацать могём, и послушать.

...Ты бы лучше купил шоколадку -

И таскать ее легче, и кушать.

Здравствуй, Игорь. В норвежско-испанском

Ты монаршишь рифмованный свет.

Я, в дешевой джинсе итальянской,

Привассалюсь к тебе. Как поэт.

Это что там светлеет в шампанском?

Ананасы? Прости, прошлый век.

Угощаю пивком абаканским.

Привыкай - оплебел человек.

Впрочем, важно ли, что там, в бокале?

Винограда иль солода бред?

Видишь - осень в туманной вуали

Золотится в сентябрьский плед,

Солнце с неба стрелится амурно,

Губы шепчут "Люблю", чуть дрожа.

И все так же над пеной ажурной

Королева целует пажа.

Я всех простил, и мне легко.

Своей обиды черный камень

Забросил в небо далеко,

И он исчез за облаками.

Я всех простил и смог понять,

Какою заплатить ценою,

Чтоб также поняли меня

Однажды преданные мною.

Щеки нарумянила весна

Пятнами тюльпанов и гвоздик.

И меня оставила без сна,

Чтобы красоту твою постиг.

Я рисую на стене ночной

Строчками несбывшихся стихов

Голос твой далекий и родной

Из горячей памяти звонков.

Я художник, взбалмошный поэт,

Музыкант без слуха и надежд.

Вдохновенья розовый рассвет

Облачаю в цвет твоих одежд.

Я сегодня маг и чародей.

Тишины парное молоко

В выпуклые чаши фонарей

Разливаю плавно и легко.

Ночь, поджав мохнатое крыло,

Прикорнула сонно у окна.

Рук твоих манящее тепло

Будоражит душу, как весна.

Какая странная зима!

Все перепутала с похмелья

И льет бессовестной капелью

На новогодние дома.

Наш серый город очумел,

От мутной слякоти оглохнув,

И сквозь заплаканные окна

Глядит на зимний беспредел.

Лишь ветер вдоль пустынных стен

Гоняет баночки от "Пепси"

Да горлопанит злые песни,

Не новогодние совсем.

И симпатяга Новый год

Готов, нахохлившись, заплакать.

... А на душе такая слякоть,

Что завтра будет гололед.